Корзина
0 ₽
пуста
"Троица. Рассказы"
Никогда прежде и никогда после не испытывал такого ошеломляющего, пронзительного по силе влияния на воображение и такого внезапного чувства восторга, которое охватило меня, когда я, больше из любопытства, чем по движению души, заглянул в церковь, находясь по рабочим делам на юге Казахстана в городе Чимкенте. Я только что уволился из армии и был полон любопытства к новой, «гражданской» жизни.
Знал про себя, что был крещён — у матери всегда висели иконки, но в церковь не ходил — не полагалось, не умел. В последние несколько лет моя жена стала интересоваться религией и зазывала меня с собой, и я ходил иногда, смотрел, как она ставит свечку, как крестится. Но не спрашивал ни о чём. Не думаю, что жена пошла в церковь из чувства стадности или следуя моде. Наверное, потянуло что-то своё, глубинное, личное. Но что именно, мне было непонятно.
Одним словом, сам не зная, с какой целью, я забежал в церковь, будучи в Чимкенте. Может быть, просто спасался от жары, столь характерной для той местности, где довелось оказаться? Было начало лета, а на улице стояло градусов тридцать. Или всё же что-то дрогнуло в моей душе, когда увидел золотые кресты в небе? Они блистали, соревнуясь с солнцем, отражая его лучи, и будто растворялись в них. Одни сияющие пятна в чистейшей голубизне!
Церковь была старинная, судя по крепким стенам, невысокая, с двумя серебристыми куполами пирамидальной и полусферической формы. Оба украшены луковками с крестами наверху. Луковки синего цвета, под стать церкви, а кресты золотые. При взгляде на них таким забытым русским духом вдруг на меня пахнуло! Дело в том, что тут, на юге края, особенно сильно ощущалось, что ты находишься в Казахстане, в отличие от столицы, в которой все разговаривали на русском языке. Здесь же звучала одна только казахская речь и лица вокруг были чужие.
Я прошёл через железные сетчатые ворота, взбежал на невысокое крыльцо, неумело перекрестился и зашёл в храм. Ух! Какой запах! Как будто в детство прыгнул! Прямо на луг, за родительский дом, где мальчишкой гонял мяч, бегая босиком по траве, пачкая ноги липким соком одуванчиков. Мне показалось, что я вернулся туда. Воздух в церкви был родным и знакомым. От цветов, украшающих иконы, шёл тихий запах поля; от берёз, расставленных вдоль стен, несло лесом; а высохшая трава, щедро разбросанная по всему полу, напомнила мне амбар за родительским домом. Всё смешалось с медовым запахом свечей. Воздух в церкви казался неправдоподобно густым, тяжёлым и очень праздничным. Радость разлилась в моём сердце. Появилось ощущение, что я попал в далёкое украинское село, где прошло моё детство — беззаботная счастливая пора!
В церкви было полно народу. Я поразился — почти одни казаки! Да какие бравые! Стоят плотными ровными рядами, как на параде, все одеты в новенькую форму — защитного цвета гимнастёрки, подпоясанные ремнём, и чёрные шаровары с яркими лампасами. От удалого вида военных что-то снова дрогнуло в моей душе. Диво дивное! Откуда? Ну да, конечно, русское казачество по всей границе! Значит, живы ещё потомки настоящих казаков! Вот они, красавцы с широкими плечами и мощными затылками. Держат свечки и пытаются подпевать священнику. Между ними проходят люди с веточками в руках и бегают дети.
"Рассказы о Китае"
К вечеру жара спадает.
Жители ближайших домов, словно ручейки, бегущие вниз, стекаются по тротуарам на городскую набережную, где в это время особенно прохладно, чтобы потанцевать здесь под музыку. Для этой цели многие приносят с собой магнитофоны. Кто-то занимается зарядкой, тоже под музыку, кто-то просто гуляет. Небо без единой звёздочки. В чернеющей дали оно сливается с морем, в котором мелко сверкают огни плавучих рыбацких домиков, всегда на одном и том же месте, да моргает синим глазом маяк на далёком острове. Сияет полная луна, освещая жёлтую, дрожащую на воде дорожку, танцует фонтан, руководимый негромкой музыкой, горят высокие фонари, соревнуясь с надменной небесной красавицей, в воздухе пахнет рыбой. Атмосфера пронизана ожиданием ночи и ощущением долгожданного покоя.
Иногда сюда приходит пожилой китаец, привлекающий внимание не столько своим белым шёлковым костюмом в национальном стиле, что уже необычно на фоне разношёрстной публики, сколько гигантской белой кистью почти с него ростом, которую он держит в одной руке, и круглым жёлтым пульверизатором в другой. Мужчина останавливается под фонарём недалеко от фонтана, куда не долетают брызги, прислоняет кисть к столбу, кладёт на землю пульверизатор, делает для разминки несколько плавных движений из тайцзи-цюаня и, приняв сосредоточенный вид, приступает к удивительному, на мой взгляд, занятию.
Прыснув из пульверизатора водой на волосяной пучок своего орудия, он берёт кисть в правую руку впереди себя, левую убирает за спину и начинает писать иероглифы. Сверху вниз, по одному в каждом квадрате набережной в той её части, на которую падает свет от фонаря. Вокруг него быстро собирается толпа. Люди стоят, с удивлением наблюдая за тем, как проворно он двигает кистью, и беззвучно шевелят губами, пытаясь прочесть написанное. Кисть то скользит, едва касаясь поверхности гранита, то застывает, распластавшись на нём веером, то вдруг отрывается от него с такой стремительной резкостью, что ты на секунду теряешь её из виду и облегчённо вздыхаешь, когда она с не меньшей виртуозностью опускается вниз, в то самое место, откуда только что взлетела. Следя за быстрым появлением размытых водяных знаков на граните, с нетерпением ждёшь, когда они оживут, ненадолго заблестев своими округлыми контурами, и тут же высохнут, не оставив после себя и следа. К тому моменту, как искусный мастер начинает третий столбец, первый почти полностью исчезает.
Странная завораживающая картина! Чёрное небо, жёлтая луна, оранжевый свет фонаря, художник в белой одежде и с белой кистью в руках и эти мокрые иероглифы, на несколько минут проступающие сквозь серость гранита и тут же пропадающие в нём, сжимаемые со всех сторон сухостью камня. Только что он был полон экспрессии сложных линий, и можно было прочитать «Будьте внимательны к своим мыслям — они начало поступков», только что кто-то тихо произнёс «Лао-цзы!», как снова пустота и снова каменная серость, словно и не было ничего! И опять быстрый щелчок пульверизатора, небольшой взмах кисти, изящное прикосновение её тонкого конца к граниту — и новый иероглиф уже влажно темнеет у нас под ногами.
"Православные сказки"
Эта история случилась давно, когда не было ни машин, ни телевизоров, когда люди ездили на санях или в дорожных каретах, запряжённых лошадьми, а дома ещё не были столь высокими, как сейчас. В одном старинном городе, где было много богатых торговцев, мелких лавочников и уличных продавцов, жил купец. Ни жены, ни детей, никого из друзей у него не было. Уехал он в юности от своих бедных родителей, бросив отца с матерью на произвол судьбы, и занялся торговлей шёлка, который стал возить из далёких заморских стран. Быстро разбогател и был счастлив тем, что не имел жены и детей, потому что с ними пришлось бы делиться нажитым богатством.
Купец имел огромный дом, внешним видом похожий на дворец, где, однако, не было ни одного слуги, ведь слугам надо платить! А купец не желал никому платить деньги и всю работу по дому делал сам. Конечно, он не успевал заниматься торговлей и вдобавок мыть полы, стирать одежду и готовить еду, поэтому дом производил впечатление унылого жилища: везде паутина и пауки, пыль и грязь.
Всё было у купца: полки в его кладовой ломились от запасов еды, сундуки трещали от положенных в них драгоценностей, подвалы были забиты овощами и фруктами. Люди, зная о богатствах купца, удивлялись: для кого человек старается, если родителей бросил, а свою семью не завёл? Для кого занимается накопительством? Даже милостыни никому не подаст! Много раз в двери его дома-дворца стучались нищие странники в надежде, что им вынесут немного еды или подадут мелкую денежку. Нет! Купец никому и никогда не открывал двери.
Однажды в самом начале Великого поста потребовались купцу хлеб и соль. Вышел он из дома и увидел, что его поджидают двое нищих — старик и старуха, измождённые тела которых были покрыты лохмотьями. Упали старики в ноги купцу и взмолились:
— Умираем с голода! Подай кусок чёрствого хлеба…
— Прочь с дороги, попрошайки! — вскричал владелец несметных богатств.
И ударил по очереди нищих ногой так, что те упали в дорожную пыль, а сам прошествовал мимо. Кое-как поднялись несчастные на ноги, заплакали оба и заковыляли дальше. Раздосадованный встречей с бродягами купец накричал на продавца хлебных лепёшек, обвинив его в том, что он продаёт подгоревший хлеб. Взял богач одну лепёшку, понюхал и бросил на землю со словами: «Горелым пахнет!» — после чего зашёл к лавочнику и попросил соли. Когда ему подали соль в бумажном пакете, купец посмотрел на неё и со словами «Твоя соль мокрая!» высыпал содержимое пакета на пол, развернулся и в гневе ушёл домой. В этот вечер он ужинал без хлеба и соли.
Прошло несколько дней.
Замечает купец, что к нему в магазин перестали заходить покупатели. Было такое впечатление, что люди больше не нуждались в шёлковых тканях, что женщины не желали шить платья и занавески. Как ни старался купец зазвать в магазин горожан, выбегая на крыльцо и обещая всем красивейшие образцы тончайшего шёлка, никто не хотел слушать его громких призывов. Вскоре другая напасть настигла купца: в его доме от грязи завелись крысы, которые испортили продукты, фрукты и даже в сундуки с драгоценностями умудрились проникнуть и погрызли ожерелья и кольца.
