Мэрцишор. Сергей Замоз

Дриада и Лис

— Ах ты, неугомонный Лис, — сердилась Дриада[1], сидя на ветке дуба. — Твоя мордочка в перьях! Ты опять воровал кур у егеря! Сколько раз просила: прекрати это занятие. Он же погубит тебя! Сорока рассказала, как старик грозился содрать с тебя шкуру!

Зеленоволосая нимфа отчитывала плутишку Лиса за то, что он повадился в курятник охотника. Тот давно заметил, что пропадает домашняя птица, и поклялся наказать воришку — пустить его на шапку дочке, но допустить этого лесная дева не могла.

Любовь скрывала зеленоглазая красавица в сердце, только не смела признаться в этом — лесным божествам запрещено влюбляться в зверей и человека, потому и звала лиса другом. Да и рыжего непоседу больше занимали шалости, и он не ведал чувств Дриады. Неугомонный сорванец переводил в шутку её упрёки и не принимал всерьёз опасений, а когда нимфа пыталась научить его обходить коварные ловушки, он озорничал, пугая бабочек.

— Ты хочешь, чтоб я осталась без друга? — печально спрашивала она. — Если попадёшься, я иссохну от тоски, а без меня погибнет древний дуб: у леса не станет божества, и сам лес тоже погибнет.

— Но ты же знаешь, — виновато оправдывался Лис, — куры — моя еда. Я не могу питаться как ты — цветочной пыльцой. Мы, лисы, такими созданы — мы едим кур. И потом, какая разница, от чего помирать: от охотничьей дроби или с голоду? Сытым приятнее нежиться на солнышке.

— А как же лес?! Как же дуб?! Как же я?! — напомнила она.

— Голодным об этом не вспоминаешь, — виновато понурился Лис. — Но завтра точно останусь с тобой, обещаю!

И так повторялось из раза в раз. Каждая вылазка друга в курятник вызывала у Дриады нешуточное беспокойство: что именно в этот раз попадёт неугомонный сорванец под прицел, и не дрогнет рука егеря, и появится у дочери его новая шапка из лисьего меха.

— С этим надо что-то делать, — рассуждала она, когда уставший от погони рыжий хитрец засыпал на её зелёных коленках. — Тебя бы превратить в юношу. Но не так-то просто это сделать! Только в одну из ночей возможно исключение из правил — животное должно полюбить человека, но разве такое возможно?

И нежно гладила его остроносую рыжую мордочку.

Во сне зверёк выглядел забавно и постоянно шевелил губами.

— Несносный, ты опять воруешь кур! — грустно улыбалась она.

Весь следующий день провёл Лис на опушке леса под кроной векового дуба. Полный сил, сытый после ночной вылазки, он резвился, как в те дни, когда был забавным маленьким лисёнком. То смешно подскакивал на бегу, то пугал пёстрых бабочек, то кувыркался на мягкой траве и невольно смешил Дриаду.

— Как же хорошо, когда ты весел! Как замечательно с тобой, милый дружочек, — повторяла нимфа, забыв о ночных страхах. — Вот бы всегда было так!

Но когда сгустились сумерки и в траве застрекотали цикады, смутное волнение одолело Дриаду. Словно вот-вот случится неладное, чего она не сможет предотвратить. В глубоких раздумьях хозяйка леса и не заметила, как Лис убежал. Расстроившись, она села на крепкую ветку дуба и погладила шершавую кору.

— Только бы проказник не попался! Скажи, где он сейчас?

Дуб шумно вздохнул, и затрепетали его резные листья.

— Корнями чувствую, как мелкой рысью семенит он сюда. Ветер нашептал, что бежит Лис грустный. Видимо, скоро тебе придется расстаться с ним. Он вольное существо, а ты — хозяйка леса, заступница, душа, вселяющая в нас жизнь. Без тебя мы погибнем. Зримо или незримо, но ты должна существовать! Все хорошее когда-нибудь заканчивается.

Тут и показался Лис. Зверёк был вял и грустен. Он подбежал к ногам спустившейся с ветки дриады и молча лёг, положив рыжую мордашку на лапки.

— Опять бегал к курятнику, — укорила нимфа.

Но он промолчал. Лишь печально вздохнул, будто и не слышал ничего, погружённый в тайную мысль.

— Что случилось? — испуганно спросила нимфа. — В тебя стреляли из ружья и ранили?

— Да, — вновь вздохнул Лис. — В самое сердце. И рана эта жжёт горячее огня. Она болезненна и между тем приятна, непонятна: на душе тоскливо, а в животе будто рождается сказка, от этого хочется парить. И я не знаю, что со мной. Такого ещё никогда не случалось.

— Странно, — удивилась нимфа. — Ты невредим: на шёрстке нет крови. Что же с тобой произошло?

— Дождавшись ночи, я побежал к курятнику, — начал рассказывать Лис. — От голода сводило желудок, и мне пришлось нарушить данное тебе обещание. Я затаился в высоких лопухах и долго ждал, потому что светила полная луна и все отчётливо просматривалось. Меня могли заметить из дома. Так я просидел в укрытии, пока большая черная туча не закрыла луну. Лишь когда стало темно-темно, словно в глубокой норе, я решился выбраться из засады.

Хитрый егерь выставил на меня капканы. Напрасно: человек умён, но не хитрее лиса! Мне вспомнились твои уроки, да и обоняние никогда не подводило меня. Я чуял носом, где спрятаны смертельные ловушки. И запах старого охотника мне хорошо знаком. Я ловко обошёл первый капкан, затем второй, но третий… — вздохнул лис.

— Ты попал в третий капкан? — испугалась за друга Дриада.

— Нет, — успокоил её зверёк. — Я учуял и его. Зловещие тиски выдаёт противный запах железа. Но это был не он. И не запах егеря: от того отвратительно несёт порохом. Это был другой запах, незнакомый раньше, нежный и тонкий. Словно разом расцвели фиалки и водяные лилии...

— Ох, — улыбнулась фея. — Так пахнет молодость. Это, должно быть, дочь старика. Но странно! Неужели девушка обидела тебя? Не может быть!

[1] Дриады — в древнегреческой мифологии лесные нимфы, покровительницы деревьев.