Корзина
0 ₽
пуста
Английские учёные доказали
До городка нашего английские учёные пока не добрались и, подозреваю, даже не пытались. В силу его мелкости и непрезентабельности. Но влияние их тут всё же заметно. Вот, к примеру, гулял как-то раз Антип Сивоконь в свой законный выходной по городскому бульвару и притормозил у газетного стенда. Он любознательный был, конюх Антип. Пока все заметки на стенде не изучит, с места не сойдёт. И в разделе «Спрашивали? Нате!» вычитал, что английские учёные доказали удивительную вещь. Оказывается, в каждом из нас, хомо сапиенсов, живёт до десяти процентов неандертальца! Уж не знаю, каким аршином или безменом они замеряли, но Антип как-то с ходу в это поверил. Более того, мысленным взором окинул свою личность и понял: точно! Если от колен и выше он, в целом, ещё похож на человека разумного, то ниже — чистый неандертал! Ибо нижние ноги Антипа покрывал толстый слой дикой войлокообразной рыжеватой шерсти. Он поэтому даже валенки зимой не носил, обходился всякими обносками да опорками. И кони его любили. Видно, чуяли в конюхе что-то классово близкое.
Поражённый вычитанным фактом, Антип весь обратный путь домой шёл в глубокой задумчивости. Пытался осмыслить, как ему теперь распорядиться таким важным, научно обоснованным знанием. Как его, стал-быть, присобачить на пользу домашнему хозяйству. Но конструктивная идея всё на ум не шла. Зато Антип вдруг смекнул: «А что же Лушка, супружница моя? У неё-то чё от неандерталки? Не могут же английские учёные врать! Раз сказали «десять процентов», значит, не девять и не одиннадцать. Вынь да положь десять!» И стал напряжённо представлять себе пышнотелую Лукерью во всевозможных ракурсах. Искать неандертальскую наследственность, значит. Но то, что он узрел в своих мысленных изысканиях, приличными словами выразить невозможно, как ни пыхти. Поэтому мы и браться не будем. А скажем лишь, что Антип решил при ближайшей возможности учинить Лушке личный досмотр с пристрастием на предмет её неандертальского содержимого.
Ближайшая возможность случилась, как водится, опосля вечери, как стемнело и дети спать расползлись по лавкам. Антип сыпанул коням овса на ночь и в предвкушении открытий чудных стал подогревать свой просвещенья дух. Залез на печь, значит, и стал дожидаться, когда Лушка закончит постирушку и о муже вспомнит. Да, и ещё серников взял на печь с полпачки — чтоб в темноте не на ощупь по телу мацать, а наверняка всё разглядеть. С огоньком, то есть. Но, когда дело дошло до дела, Лушка исследовательский порыв мужа не оценила. К другому была привычна, отсталая баба! Он ей, мол, повернись таким ракурсом, да потом эдаким боком, да ещё вот так встань, а потом эдак. Да ещё спичками чиркает да сует их куды ни попадя — того и гляди подпалит деликатные места. Надоело жёнке такое головотяпство и вероломство. Подумала, что Антип издеваться вздумал, вместо того чтоб переходить к стандартным процедурам. И — раз ему в лоб с левой. Антип и вырубился на всю ночь.
Хорошо поспала Лукерья до утренней дойки, спокойно. Никто не мешал. А Антип, как проспался да поостыл в своих устремлениях, сделал поутру такой вывод: главная неандертальственность у Лушки — её хук с левой. Ни у одной из Антиповых знакомых бабёшек такого не было. Но тут уж Антип заподозрил английских учёных во вранье. Лушкин хук тянул не на десять, а на все пятьдесят процентов! Надо будет написать им в парламент опровержение и протест, подумал Антип. Дурят людей эти английские учёные!
Дети гор
Жил да был в нашем городке духанщик Реваз. Он держал на местном базарчике небольшую кафешку под названием «Духан». Всем, желающим пообщаться, рассказывал, что оставил южные горы из-за большой любви. Объектом его чувств оказалась одна наша поселянка по имени Стеша, которая как-то залетела… в смысле, прилетела в южные горы по месткомовской путёвке нарзану попить. Реваз бросил дом, родню, большой виноградник и стадо баранов в сорок голов и приехал в наш городок свататься к Стеше. А та, надо сказать, девка была хоть и симпатичная, но с гонором. А может, потому и с гонором, что симпатичная. С завышенной самооценкой, как сейчас любят говорить. Привыкла над парнями верховодить, нервы им мотать. В общем, та ещё цаца. Понял бы сразу Реваз, с кем связывается, ещё подумал бы, надо ли горы, виноград и баранов бросать ради этой. Но никого из нашего городка, кто ему на Стешку глаза бы открыл, он при принятии решения ещё не знал, вот и попал по самое не балуй.
Посватался Реваз чин чинарём, со сватами и экипажем на резиновом ходу, тут ему в упрёк ничего не поставишь. А девка эта и говорит, мол, мне надо подумать, жди ответа. Ладно. Неделю Реваз ждёт, другую. Уже месяц прошёл. А Стешка ни гу-гу. Только усмехается при встрече да глазищами поводит (с этими у неё было — будь здоров!). Ни нет, ни да, ни тпру, ни ну. Мол, думаю ещё, силу твоего чувства проверить хочу. Тогда Реваз смекает, что дело пахнет керосином. То есть, процесс затягивается и пора всерьёз обустраиваться. Жить-то на что-то надо! А домой возвращаться с пустыми руками ему гордость джигитская не позволяет. И пустил Реваз припасённые к свадьбе авуары на то, чтобы поставить павильон на городском базарчике и завести духан. Там стал печь лаваш и пирожки с курагой, готовить плов, манты и всякие прочие чахохбили. Хорошо готовил, грех жаловаться. И народ к нему потянулся. Пошла коммерция в гору. Через полгода Реваз уже и на домишко накопил. Снова Стешку пытает, мол, созрела ли уже? А та: «Еще чуток осталось. Дозреваю!» Ладно. Ещё через полгода Реваз на «Волгу» новую надуханил. Приезжает под окна зазнобы в белом авто, дудит в клаксон мелодию «Где же ты, моя Сулико?» Мол, определилась, наконец?
А дело в том, что к Степаниде один доцент из губернского Университета культуры всё клинья подбивал. Параллельно Ревазу. Стешка там заочно на библиотекаря училась, вот её доцент и заприметил во время сессии. И родители Стешкины нос в ту сторону поворотили. Оченно им загорелось сменить провинциальное ПМЖ на губернско-столичную прописку. И дочь к тому подзуживать стали. Но вот закавыка: доцент перья-то распустил, а предложение всё не делает. И Стеша в очередной раз перед Ревазом и развела своё «Ах, это такой ответственный шаг! Ах, я всё ещё не готова!» Страху ноль, думает Реваз, я эту крепость осадой возьму. Дело принципа! И выписал из своего аула, с южных гор, двух братьев и сестру двоюродную с детьми. В помощь по развитию бизнеса, понятное дело.
Ещё через полгода Стеша привезла из губернской столицы красивую зачётку с пятёрками за очередную сессию и не менее красивую справку из женской консультации о трёхмесячной беременности. А предложения руки и сердца от своего доцентишки — увы! И собрался тогда у них дома семейный совет, на котором для начала папаша Стешку за волосья оттаскал, а после стали они думу думать, как горю помочь. Мамаша на картах судьбу дочери раскинула. И выпал Стешке пиковый валет. Ну, точь-в-точь личностью на Реваза смахивает! На Ревазе и порешили счастье дочери строить. Но самое смешное, что Стеша оттеперя уж все глаза в окошко проглядела, а милый-то нейдёт и нейдёт за её крайним ответом! Уж она и в ум не возьмёт, что думать. А ну как тот успел остыть, пока она кочевряжилась? Да другу кралю себе сыскал? Вот где страх божий!
И наступила Стешка на горло своей девичьей гордости, и пошла сама на разведку. На базарчик городской, значит. Вроде как за полушалком новым мамане к 8 марта, ага. Ну, попутно и в духан заглянула, чего ж не зайти! А вокруг духана уже целая деловая деревня обустроилась. Магазинчик восточной мануфактуры, москательный салон, швейная мастерская да библиотека для детей «Сказки народов мира». Это Реваз со своими братьями, сестрой да племянниками развернулись. Стеша аж ахнула, так её эта картина поразила! А тут и Реваз из пекарни духанской выходит, руки от муки отряхивает и хитро так щурится. Ждёт ответа, улыбаясь в гуталиновые усы. В общем, на Пасху сыграли они таки свадьбу. Добился своего Реваз, чёрт нерусский!
Стеша наотрез отказалась родину покидать и от родителей уезжать к Ревазу в горы. Не беда! Молодые взяли землицы на окраине городка, отстроились там, как водится. И Ревазова родня рядком отстроилась, это уж у них так заведено, гуртом жить. Местные то место так и стали звать: «Наш аул». А муж её, чтоб ностальгия сердце ему окончательно не выела, договорился на соседнем щебёночном карьере, и рядом с участком насыпали агромадную гору отсева — мелких отходов щебёночного производства. Реваз покрыл гору чернозёмом и дёрном, насадил травы и саженцев всяких. А главное, провёл на макушку холодильную установку и устроил там настоящий ледник. Вскоре эта гора стала напоминать ему очертаниями любимый Казбек. Ледничок летом подтаивал, и с горы к дому тёк ручей чистейшей ледниковой воды. Предприимчивый Реваз стал воду из ручья бутилировать и продавать у себя в духане под маркой «Горный ручей». Нарасхват шла водица!
Пролетело несколько лет, в течение которых Стеша родила сперва мальчика, а потом ещё двух девочек и снова парня. И рулит теперь библиотекой «Сказки народов мира», и вполне счастлива. А Реваз по вечерам садится во дворе на лавочку и увлажнившимися глазами долго смотрит на рукотворные горные склоны, на которых качают густыми ветвями лиственные и хвойные деревья, жужжат шмели над чабрецом и родиолой розовой, бродят несколько коз да овец, а в гранях ледника на вершине красиво преломляются лучи закатного солнца…
