ПРЕДИСЛОВИЕ
Странным образом устроена человеческая память. Иногда де- сятилетиями мы помним какой-нибудь незначительный факт, а иногда целый кусок жизни выпадает из памяти или надёжно хра- нится в её тайниках. Одно-единственное слово может послужить ключиком к воспоминаниям: прозвучит оно – и поплывут обла- ками по просторам памяти события давно минувших дней. Так случилось и со мной: случайно прочитала стихотворение неиз- вестного мне автора – и вспомнился суровый край, с которым я в своё время не сошлась характером; посёлок на берегу угрюмого океана, окаймлённый заснеженными сопками; и я сама, ещё со- всем девчонка, похожая на ту, которой посвящены были строки:
На грани ветра и тумана, Промёрзшей тундры и пурги, Вдали, где волны океана
В морозы встали на дыбы,
В посёлке, где морзянка звонко Встречает летом корабли, Живёт хорошая девчонка
На Шмидте, на краю земли.
Посёлок притих. Кажется, ничто живое не в состоянии вы- нести пятидесятиградусную стужу. Тускло светятся маленькие с тройными рамами окошки. На улице никого, кроме меня с мужем и нашего провожатого. Володька тащит чемоданы к гостинице. Я, замёрзшая и испуганная, проваливаясь в сугробы, волокусь следом. Мысли мои о том, что я совершила самую большую глу- пость в жизни, поменяв уютный гарнизон, где до этого служил муж и где рядом были папа с мамой, на этот Богом забытый мед- вежий угол.
И вот прошло двадцать пять лет… Володька мой давно на пенсии, но в душе пацан, на всю жизнь влюблённый в Чукот- ку и мечтающий каждый день хоть на денёк вернуться на Мыс Шмидта. Я смотрю на мужа: он почти не изменился…
- Ты чего? – спрашивает, почувствовав на себе взгляд.
- Да так, вспомнила, – пожала плечами. – Вов, а хотел бы ещё раз на Шмидте побывать? – спросила, заранее зная ответ.
- Конечно! До сих пор по нему болит душа, и неизлечимо. Волшебное место какое-то… – мечтательно разъехались серые глаза. – А ты? Помнишь хоть что-нибудь?
- Море помню. Такое тихое-тихое летом, а осенью беспокой- ное, грозное. Помню, ребятня там зависала, от волн бегала… И небо. Нигде, никогда я не видела такого красивого неба, как на Чукотке. Облака медлительные, как белые медведи, бредущие по тундре…
- А Чёрная сопка-красотка! А тундра, помнишь, какая она! Особенно летом, вся цветущая – ногу поставить некуда, боишь- ся, чтобы цветок не смять, – сразу оживился муж, – а зимой… вот просторище! Кругом снег алмазный горит и… тишина все- ленская.
- Слушай, мелкая, – вдруг посерьёзнел муж, – а ведь тебе повезло гораздо больше, чем кому-либо. Нет, ты вообще одна такая!
- Почему? – усмехнулась я.
- Ну как? Ты ведь не только на Мысе Шмидта была, но и на острове Врангеля! Я бы на твоём месте давно уселся за мемуары. Я задумалась: «Чтобы сегодня посетить остров Врангеля, тре- буется несколько правительственных разрешений. Но даже если и получишь эти разрешения, ещё доберись до этого “оазиса” во льдах! То же самое – Мыс Шмидта: далеко не многим посчаст- ливилось погостить там. Может, действительно кому-то интерес- но будет узнать об этом грозном и величественном крае и суровой
Что-то наподобие запоздалой нежности колыхнулось в моём сердце.
Мы и раньше вспоминали Чукотку, но на этот раз были за- тронуты какие-то особые струны души, и всплыло в памяти даже то, что казалось забытым навсегда. Мы проговорили несколько часов.
борьбе человека, по сути первобытной, с внешним миром?»
ПЕРЕВОД К НОВОМУ МЕСТУ СЛУЖБЫ
Помню, пришёл однажды Володька домой со службы и как бы невзначай обронил, что его скоро переводят на Чукотку, на Мыс Шмидта.
- Это что – шутка? Мы только квартиру получили, садик нам дали, живи да радуйся, – с недовольством восприняла я со- общение.
- Хоть на мир посмотрим! – как будто не услышал моего вопроса муж.
- Ты имеешь в виду Чукотку? – разволновалась я не на шут- ку. – Чего мы не видели в этих льдах? Куда я с ребёнком там денусь?
- Говорят, там необыкновенно. Кто хоть раз побывал, всю жизнь потом помнит…
Но муж, мечтательно улыбнувшись, привлёк меня к себе:
Я промолчала.
На следующий день пошла в библиотеку, чтобы иметь пред- ставление, куда меня тащит муж, но узнала немногое: то, что
посёлок городского типа Мыс Шмидта расположен на берегу Чукотского моря, почти напротив острова Врангеля, на пути миграции белых медведей. Первое его название – мыс Север- ный или Кап Норд, которое дал ему Джеймс Кук, наткнувший- ся в 1778 году на поселение аборигенов. А в 1936 году здесь заработала полярная метеорологическая станция, названная в честь российского учёного Отто Юльевича Шмидта, руково- дителя экспедиции на пароходе «Челюскин».
Муж добавил сведений, сказав, что в посёлке живёт почти три тысячи людей; что в нём полно магазинов, в которых есть всё; что стаж будет идти год за два, а зарплата будет такая, что мало не покажется, к тому же летние отпуска на севере по сорок пять суток.
- Однозначно заявляю, что Чукотка лучшая. Север, он для людей! – весело заключил он.
- По твоим словам, мы на курорт едем отдыхать, – провор- чала я и пошла прощаться с подругами.
- Тёть Нин, Димка дома? – расплылась в улыбке:
- А-а, Во-овочка… До-ома… Где ж ему быть, лоботрясу? Проходи, не разувайся. Что-то редко ты стал бывать у нас. Слу- чилось что?
- Да вот проститься зашёл. На Чукотку перевожусь, – от- рапортовал Володька.
- На Чукотку? – как о чём-то обычном переспросила хозяй- ка, пронзая меня, с косичками и в короткой юбке, любопытным взглядом.
- Так точно.
- А-а, ну, дело молодое, попутешествуй. А это кто с тобой?– простодушно кивнула она в мою сторону.
- Жена. Валя, – потеплел Володькин голос.
- Господи! – всплеснула тётушка руками. – Куда ты этого дитёнка потащишь?! В медведное место! В леденьё! Заморозить там?
- Ну, какой она дитёнок? Нашему сыну четыре года. Вернувшись из гостей, он попросил меня ничего пока не го-
- Не отдам! И тебя не пущу! Куда ты со своими ангинами? Расшибёшь здоровье о суровый климат и хлопёнка погубишь! Хочешь, чтобы я тут умерла от переживаний? – в отчаянии за- голосила она.
- И здесь можно всего добиться, – сдержанно высказал он своё мнение.
- Зятёк, Богом молю: не едьте никуда, оставайтесь тут, я этого не переживу…
- Тёща, прекращай, – нахмурился Володька. – Всё уже ре- шено.
Володька тоже решил заскочить к однокашнику, с которым в школе сидел за одной партой. Мать одноклассника, дородная, добродушного вида женщина, кормила кур во дворе и, услышав знакомое:
Володька смутился, улыбка стёрлась с его лица: «Если Дим- кина мать так испугалась, то тёща точно меня убьёт!» – и сказал:
ворить родителям. Документы ещё не утвердили, и вилами по воде писано, что всё получится. В те времена попасть служить на Чукотку – всё равно что перевестись в Германию или Чехос- ловакию.
Когда же через несколько дней мы объявили родителям о пе- реводе, мама побелела лицом, выхватила у меня сына, прижала к себе:
Отец тоже был не в восторге от нашей затеи.
Володька убедительно принялся расхваливать Чукотку, что там хорошо и денег много платят, пообещал родителям, что в меха меня разоденет, и что я стану богатой и счастливой, но у мамы по щекам покатились крупные, по бобине, слёзы:
Сердце моё сжалось. Мама показалась такой несчастной, сра- зу постаревшей лет на десять. Я и до этого не горела желанием уезжать, а тут и вовсе расхотела. Порывисто обняла маму, при- жалась к груди и заплакала вместе с ней…