На территории любви Никиты Михалкова. Николай Ващилин

УТОМЛЕННЫЙ СОЛНЦЕМ
Люди, расторгнувшие отношения с Никитой Михалковым…
Алексей Герман, Иван Дыховичный, Борис Немцов, Элем Климов,
Павел Лебешев, с 1982 по 1996/, А. Адабашьян / с 1986 до 1995/,
А.Руцкой / с 1993 до 1999/, С. Ф. Бондарчук / за высказывание
о придворном режиссёре, на котроого работает вся страна
с 1979 по 1986/, Виктор Матизен, Татьяна Миткова / по защите
Михалковым попа-чекиста ПИТИРИМА по кличке Аббат/, Рустам
Ибрагимбеков / из за дележа собственности в Киноцентре
с 1997 …/, брат А. Кончаловский /из за многого/, Виктор Мереж-
ко, А. Кайдановский, А. Калягин, Игорь Фёдорович Масленников
/ из за подставы его под растрату денег СК РФ/ и многие дру-
гие..…Жизнь прожить — не поле перейти…
Помните, у Высоцкого: «Если друг оказался вдруг…» Впрочем,
я никогда не считал себя другом Никиты Михалкова — скорее
мы были приятелями. Он — хохотун, весельчак, я тоже большой
любитель приколов. Именно юмор, легкое отношение к жизни
и сблизили нас. Настолько, что мы приятельствовали более два-
дцати лет. Я горел вместо него в тракторе на съемках «Сибириа-
ды», позже он стал крестным отцом моих сына и дочери. В какой-
то момент я даже поверил, что наши отношения тянут на крепкую
мужскую дружбу, но это оказалось не так. Пройдя огни и воды,
они сломались под звуки медных труб.
…Конец 70-х, идем по Невскому, кадримся к девчонкам.
Михалков тогда приезжал в мой родной Лениград особенно
часто — в архивы библиотек дома Пушкина, Салтыкова-Щедрина
и Академии наук. Он работал над сценарием к фильму о Грибо-
едове, который очень хотел снять. Мог бы, конечно, делать это
и в Москве, в «Ленинке», но, видно, предпочитал погружаться
в эпоху: над Невой, Фонтанкой и Грибоедовским каналом и в те
годы витал дух позапрошлого столетия. Впрочем, не исключаю,
что Михалкову просто хотелось время от времени вырваться
из московской суеты: дома маленькие дети — Аня и Артем, одна
без устали бегает, второй — плачет. Так или иначе, при малейшей
возможности он приезжал сюда. Останавливался в гостинице,
днем работал, вечером заходил ко мне, и мы отправлялись вды-
хать атмосферу улиц.
Кстати, к девчонкам мы кадрились в шутку, для настроения:
заводить интрижки в наши планы не входило. Скорее был спор-
тивный интерес: как девушки отреагируют, узнают ли Михалко-
ва? Ведь за его плечами было уже несколько картин, в том числе
хит Георгия Данелии «Я шагаю по Москве». Не могу сказать, что
завидев Никиту, женское население падало в обморок от счастья:
в лицо знали, но относились без фанатизма, и это его огорча-
ло. Вот Алексей Баталов или Георгий Юматов — другое дело, они
тогда действительно были кумирами всей страны.
Я никогда не считал себя ровней Михалкову. Как говорится:
два мира — два детства, хотя и его путь был непростым. Нет,
громкая фамилия отца и связи, безусловно, помогали. Вот, пред-
ставьте, пришел Никита подавать документы в во ВГИК, «Щепку»
или «Щуку». Кто рискнет завалить на вступительных экзаменах
Михалкова? Хотя выгнали его из «Щуки» с третьего курса
с формулировкой «за профессиональную непригодность». А вот
во ВГИК приняли…….
Да и нужды он не знал, в отличие от меня. Я рос в послево-
енном Ленинграде, в подвале дома на 3-й линии Васильевско-
го острова. Такое жилье, земляную шестиметровую нору, выда-
ли моим родителям, которые прошли всю войну. Отец, Николай
Игнатьевич, служил в танковых войсках и дошел до Берлина,
мама, Александра Яковлевна, была санинструктором разведбата-
льона и вытаскивала раненых из самого пекла на Втором Бело-
русском фронте. У обоих — грудь в орденах и медалях. А в 1957-
5м отца посадили: ляпнул в разговоре, что Хрущев, вместо того
чтобы культ личности разоблачать, лучше бы фронтовикам нор-
мальную жизнь обеспечил. Кто-то донес, и он загремел на два
года. Пока валил лес на Колыме, мама тянула две работы, но ее
копеек не хватало. Помню постоянное чувство голода да драки
с дворовыми пацанами, которые дразнили меня «тюремщиком»,
и я отчаянно лупил их от обиды за отца. Вместе с нами жили
мамина 12-летняя сестра Люся, и подслеповатая бабушка Аня,
вечером и утром молившаяся об освобождении сына перед ико-
ной Божьей Матери.
— Какими бы трудными не были времена, надо жить по запо-
ведям. По Богу. По совести, не озлобляться, — говорила она мне,
перекрестив перед сном.
По сравнению с моим, детство Никиты, конечно, было куда
благополучнее. Да и дом строить ему было легче. Кооперативная
квартира в центре Москвы на Малой Грузинской, этажом ниже
жил Владимир Высоцкий. Была и дача в подмосковном поселке
Николина гора. Это теперь Никита возвел роскошный особняк,
а тогда только звучало громко — усадьба Михалковых. Да, земли
много, с гектар. Когда позже, в конце 70-х, я приезжал на эту
дачу, там было два дома. Один, поменьше, построенный чуть ли
не до революции, весь скрипел и трещал от старости. Второй —
поновей и побольше, в два этажа: на первом — холл, на втором —
спальня и два флигелечка по бокам. Всюду картины деда. Ника-
кого хрусталя и прочей безвкусицы, везде книжные стеллажи
и шкафы, особенно много в комнате Андрона, старшего брата
Никиты. Стены у него, помню, были заклеены не обоями, а симпа-
тичными зелеными гобеленами из холстины.
Кстати, познакомились мы с Никитой через Андрона Конча-
ловского. Было это в 1973-м, на съемках фильма «Романс о влюб-
ленных», мне тогда не было и тридцати. К тому времени я успел
стать несколько раз стать призёром СССР по самбо. Тренировался
у Анатолия Рахлина в обществе «Труд», ученика Александра Мас-
сарского, слывшего легендарной личностью не только из-за
спортивных достижений: он первым на «Ленфильме» создал
группу каскадеров. Серьезных трюковых фильмов в СССР
не было. Нужно подраться в кадре, упасть, проехаться на мото-
цикле — все это актеры делали сами. Но в 1965 году на съемках
картины «Директор» погиб знаменитый по фильму «Коммунист»
Евгений Урбанский, и в Госкино озаботились проблемой: что
делать? Не знаю, Массарский ли вышел на киностудию или они
на него, но в середине 60-х Александр Самойлович начал
использовать своих спортсменов для съемок. Пригласил и меня.
Так что в кино я стал работать с шестнадцати лет.
Ученики Массарского просто обожали. Он же называл нас
«самбистами», «мальчиками для битья», а режиссерам расска-
зывал, что мы — люди-машины, можем абсолютно все. Такая
реклама нам порой выходила боком. Так, в августе 1972 года
в Луге на съемках фильма «Блокада» Массарский предложил нам
выпрыгнуть из горящих вагонов. Отрепетировать такую сцену
слишком долго и дорого. Что-то пошло не так, вагоны наполни-
лись дымом и спортивная массовка — двадцать человек — чуть
не сгорели заживо.
Двумя годами позже нас и вовсе чуть по-настоящему
не повесили. Случилось это во время работы над лентой «Звезда
пленительного счастья». В сцене казни декабристов из-под ног
каскадеров выбили помосты и мы висели над глубокой ямой,
а Олег Янковский произносил длинный монолог. Я истошно
заорал и сорвал съемку, заметив, что один из наших, Толя Ходю-
шин, не просто захрипел, а задергался в конвульсиях. Потом
выяснилось: страховочный ремень от парашюта так сильно пере-
тянул ему бедренную артерию, что он оказался на волосок
от смерти.
Была драматическая история и на съемках фильма «Человек-
амфибия»: нашего паренька попросили перепрыгнуть с одного
здания на другое, не рассчитали рисков. Бедолага во время
прыжка ударился обеими стопами о стену, и его кости буквально
рассыпались в труху. Стал инвалидом… «Мы умирали по воле
режиссеров», или «Откровения каскадера» — так я назвал книгу,
которая скоро выйдет в одном из московских издательств...