И воздаётся вам. Елена Нестерова

— Ты пойдёшь со мной?

Не бойся, ты избран небесами.

Не каждый в этом мире удостоен такой чести.

Верь мне...

— Я пойду с тобой, — сказал человек и сделал шаг вперёд.

В следующую секунду ангел снял маску.

Лик, который скрывала маска, был прекрасен.

Ангел протянул человеку руку...

Он ждал его.

Молодой человек обязательно должен был сегодня прийти. Отшельнику накануне вечером было видение, а видениям своим он доверял полностью.

Возле землянки, которая ему уже давно служила домом, росло старое трухлявое дерево, к которому было приставлено старинное зеркало, отражающее человека в полный рост. Подолгу в полнолуние стоял человек возле него, пока зеркало не начинало меняться. Метаморфозы, происходящие с зеркалом и пространством, всегда завораживали отшельника.

Отшельник был строен, сухощав, его лицо было практически без морщин. Сохранению его внешней молодости, возможно, способствовал живительный воздух леса. Смуглость его кожи приятно контрастировала с сединой его нестриженых, длинных волос и длинной на удивление ухоженной бородой. Узкое, с впалыми щеками лицо, походивший на клюв нос и тонкие губы придавали человеку вид хищной птицы. Возраст мужчины нельзя было с точностью определить. Он напоминал мудрого старца^[1] с картины художника… Нет, не буду я упоминать его имя, так как имя его в данный момент абсолютно неважно. История, которую я хочу поведать, не изменится, не станет ни хуже и ни лучше, если его имя будет упомянуто мной.

Раньше^[2], кажется, много лет назад, человек пытался бороться с неприятностями в жизни, которые липли к нему, словно мошкара к зажжённой лампочке в вечернее время. Одерживая небольшие победы, он радовался, словно дитя. Ради этой радости человек и жил. Нередко перед ним возникала стена, и он оказывался отгороженным от всех, словно узник. В моменты своего заточения человеку не с кем было поделиться, некого было просить о помощи.

Однажды человек остался совсем один. Собственные проблемы теперь он воспринимал как непреодолимое препятствие для достижения внутреннего спокойствия. Истории, в которые он ухитрялся попадать, — как невероятные. Он готов был сорваться, шагнув в пропасть, созданную собственным безразличием к своей дальнейшей судьбе.

Впрочем, состояние одиночества было для человека привычным. И раньше он понимал, что помочь ему никто не в силах, хотя окружающие его люди и делали вид, что готовы прийти на помощь в любой момент. Теперь же они отказывали в помощи, говоря прямо в лицо, даже с некоторым презрением.

Мы склонны запоминать неприятности, ходящие за нами по пятам. Иногда начинает казаться, что смысл жизни и состоит в борьбе с неприятностями. Жаль, что счастливые моменты мы склонны воспринимать как должное. Не приучены мы благодарить за счастливые моменты…

Тут я останавливаюсь, оглядываюсь по сторонам, и от собственных мыслей становится страшно: мы просто не знаем, кого благодарить за свалившуюся на нашу голову удачу. У того, кто заслуживает наших слов благодарности, слишком много имён: Бог, ангелы, духи отошедших в мир иной родственников, судьба, собственная интуиция (чем мы очень гордимся), информационное поле Земли.

И тут возникает естественный вопрос: а к кому, собственно, с просьбой обращаться?

Я в последнее время нашёл выход и начинаю молитву так: «Кто слышит меня, помоги…» И излагаю проблему в пространство, которое довлеет надо мною.

Иногда ответы на решение проблемы приходят мне во сне.

К сожалению, вокруг людей много, а человека, способного подать в нужный момент руку, нет. И можно предположить: желающего помочь и не найдётся. Вот и приходится плакаться в жилетку существу без образа и имени. Одно хорошо: тот, кто помогает мне (он, она, оно), делает это молча.

Чего я только не наговорил ему! Ещё вчера от самой мысли высказать ему вслух, как я его обожаю, меня бы наверняка накрыло приступом паники.

А может, и не нужно обращаться за помощью неизвестно к кому: вдруг потребует исполнитель оплаты, непосильной для меня. Но как же жить без поддержки? Возможно ли?

Но пора вернуться к истории, услышанной мною однажды.

Впрочем, жаловаться на жизнь человек с некоторых пор не был склонен. Давно уже он зарёкся не выносить на суд посторонних людей, да и не посторонних, свою боль. Тем более выставлять на всеобщее обозрение свои мысли и желания он считал ниже своего достоинства.

Однажды это привело к тому, что стал человек разговаривать сам с собой (точнее будет сказать, плакаться в жилетку тому, кто слышит... там). Да ещё тетрадь знала о сокровенном, что скрывал он тщательно ото всех в душе своей. И оказалось, что так легче жить. Он даже однажды понял, что грехи его никто ему не сможет отпустить, только он сам, поговорив с тем, кто слышит.

И однажды страданий словно и не стало вокруг. «Прячь свои страдания глубоко в душе» — таким стал его девиз по жизни.

А человек всегда себя прощал, и он, тот, кто слышит, тоже прощал.

^[1] Разрешите и дальше называть отшельника старцем. Старец — это, скорее, определение не человека в почтенном возрасте, а человека мудрого, мудростью своей готового делиться с людьми.

^[2] Теперь то, что было раньше, в прошлой, обычной для человека жизни, казалось ему сном. Он не сожалел о той, спокойной и даже скучной, жизни, ну, может быть, иногда, о людях, которых, казалось, любил, о комфорте, о вкусной и бесспорно вредной пище, о редких удовольствиях, которые судьба посылала ему в награду за смирение перед ней.