С чего все начиналось. Андрей Колясников

ТЕПЛО ХОЛОДНОГО КРАЯ

Алексей не видел людей уже очень давно, если не считать Сергея, но и тот в понимание Алексея Андреевича не более чем медведь, лишь с различием местного колорита — бурый. Сергей Валерьевич Сомов, может и ассоциировался у Марьина с сильным волосатым зверем, но все же был своим — родным молчуном, напоминавший о «большой земле», которая еще была далеко, и Луна казалась ближе.
Командировка подходила к концу, как и год невыносимой тоски. Возвращение же домой должно было стать, словно первый день здесь — наполненный свободой. Казалось бы, где может быть большей свободы, чем на этом, так сказать, «крайнем севере», но снега превратили мир, вокруг Марьина, в некую «зону отчуждения», заковавшую своих гостей в ледовую камеру.
Последний день — можно бы наслаждаться, пить спирт с молчуном, но как назло антенны были сбиты местными зверями, и по утвердившемуся, уже давно, графику, сегодня была очередь по обслуживанию станции Алексея. Когда Марьин шел к точке, вытолкавшей его на мороз, был полный штиль, но лишь стоило повернуть назад, как ветер заглянул в гости. Будто озорной мальчишка со двора ветер свистел так, что закладывало уши, он бил по щекам и забирался холодными руками под одежду, лаская вспотевшую скорлупу человека.
Быстро передвигая лыжи, Алексей захлебнулся сопротивлением дыхания. В мире, сотканном из белой ткани, можно легко заблудиться — здесь верх и низ едины, лишь мазки серого и синего, во всех их оттенках, на полотне картины. Следы на снегу покажут пилигриму путь в тепло деревянной колыбели льдов — главное не сворачивать с него.
Скрип подножной крупы смешался с эхом волчьего стона. Вой был все ближе и ближе, пока не стал настолько сильным, что предал себе очертание в виде четырех силуэтов на пути Марьина. Волки бежали в предвкушение сладкого мясо, и этих «гурманов» мог остановить только выстрел.
Вскинув винтовку, Алексей смотрел в прицел, но усталая дрожь в руках отводила наказание от серых обидчиков — три выстрела — все в «молоко». Он нажал на курок еще, и кровь окрасила белое полотно севера. Прицелился… и новая жертва, затем третий волк лег на снег, но один все же достиг цели. Серый хищник прыгнул, и Марьин почувствовал дыхание смерти из оскала волка — тело хищника пролетело над головой, предавая вес тела Алексею.
Хруст, под пластиковыми опорами ног, толкнул движением вниз человека, в одно мгновение вода окутала его. Марьин попытался всплыть, карабкаясь наверх, но путь преградил лед. Искать место падения, не было времени — легкие сковывало в тиски. Алексей, разбивая кулаки, бился в толще замерзшей воды. Глоток, и носоглотка онемела болью, мозг взорвался, опустив веки, усмиряя хозяина.
— Как хорошо. — Алексей, не открывая глаз, наслаждался теплом. Он хотел попросить Сергея налить чай, но воспоминания о ранее произошедшем событии, напугали его. Марьин поднял веки и немного расслабился — он лежал на шкурах, закутанный в плед у костра в чуме. Напротив, сидел крепкий низкорослый старик, он курил трубку, изредка поглаживая ладонью седую бородку с длинными усами, что спускались далеко вниз.
Одежда незнакомца была из медвежьих шкур, капюшон полушубка кусал верхней пастью голову своего хозяина, а взгляд его устремился на прячущегося под пледом белого человека. Старик, заметив очнувшегося «утопленника», заулыбался, и морщины открылись на его лице, а, без того, маленькие глазки стали как два резца на коже.
— Проснулись. — Незнакомец выдохнул бриллиантовую магию, и протянул кружку Алексею. — Пейте, а то совсем плохо будет, не дойдете до деревянного чума. — Запах трав ударил в нос. Алексей залпом осушил чашу, и напиток обжег горло, будто чистый спирт он жаром опустился в желудок, закружив голову.
— Кто вы? — Выдавил из себя Марьин.
— Меня зовут Чуба, — представился старик. — Я хозяин этих мест.
Марьин слышал о том, что в этих краях есть малые народы, но их ни кто еще не видел.
— Я Алексей…
— Мне известно ваше имя, — перебил его Чуба — оно написано у вас на одеждах. Вы, наверное, думаете, что вас спас я? — Алексей положительно кивнул — ему было странно ученость старика в русском языке. — Нет, вы ошибаетесь. Вас спасла моя дочка Янука, а я уже слаб и очень стар, чтобы нырять за человеком под лед.
Занавес шатра отварилась и на пороге появилась прекрасная, черноволосая смуглянка с голубыми глазами. Ее стройное тело было обнажено, лишь белая шкурка на талии прикрывала бедра. Длинные волосы легли на высокую грудь. Кровь Алексея вскипела, щеки бросило в жар, он смутился, но оторвать взгляд от девушки не мог. Она очаровала его своей красотой, заставляя сердце биться чаще. Черноволосая дива присела рядом с гостем на шкуры, и Марьин почувствовал, что теряет сознание от слабости, но все же взял себя в руки.
Дева о чем-то спорила со стариком на неизвестном Алексею языке, ее голос был тонок, нежен и невинен, становилось не понятно, оправдывается она, или же наоборот, но посему Чуба настоял на своем, и красавица виновато опустила голову, лишь изредка поглядывая на гостя исподлобья.
— Это Янука. — Пояснил Марьину старик. — Она говорит, что вы должны решить сами, а я говорю мое слово в этих местах важнее, так как Чуба здесь хозяин. Правильно? — Алексей кивнул, хотя и не понимал, о чем идет речь — считая возраст умнее и опытнее. — Мои дни сочтены, а дочь не имеет мужа. — Теперь стало ясно, начинается сватовство, но Марьин был и сам уже готов сделать предложение Януке, и увезти ее с собой на «большую землю», а если понадобиться, то украсть обнаженную диву. — До того, как мой дух воссоединится с предками, я должен благословить вас.
— Я согласен забрать ее. — Вырвалось у Алексея. — Я готов, хоть сейчас — только скажите.
Старик громко рассмеялся и, переведя дух, вновь затянул трубку.
— Не спешите, молодой человек. — Продолжал Чуба. — Вы еще ни чего не знаете. — Его лицо стало серьезным, и морщины разгладились, словно их вовсе и не было, а Янука улыбалась — ее щеки украсил румянец. — Я наблюдал за вами весь год, и понимаю, что вы хороший человек, но мы не те, кем кажемся. Вам придется остаться здесь навсегда, забыть о прошлом — оставить все и всех. Вы готовы к этому?
— Я… я не знаю. — От былой пылкости не осталось и следа — вопрос встал ребром. Алексей пытался не смотреть на Януку, но не мог оторвать от нее взгляд.
— Понимаю вас. — Чуба постучал трубкой о камень у костра, вытряхнув пепел. — Ваш ответ вы скажите на рассвете. Янука проводит вас и объяснит, что надо будет сделать. Помните: она ваш спаситель. Идите с миром, а утром если вы улетите — то тем вы скажите «нет». Да сохранят вас Боги.
Алексей был в замешательстве, он встал, и хотел было надеть куртку, но Янука остановила его:
— Не надо — там тепло. — Ее рука прикоснулась к пальцам Марьина, и вновь голова Алексея пошла кругом, но теперь не от травяной настойки. Ладонь Януки была также нежна, как красота ее хозяйки.
Выйдя из чума, Марьин обомлел. Небо затянул закат, переливами красного и золотого. Вокруг зеленелась свежая трава, а вдалеке виднелась хижина, пышущая клубами дыма, как Чуба из своей трубки. Янука взяла Алексея за руку и повела по тропинке к домику. Он не чувствовал своих ног, ему казалось, что он плывет по воздуху.
— Здесь так всегда. — Говорила она. — Но это только для нас.
— Для кого — для вас? — Не понял Марьин, хотя его мозг уже давно отказывался что-либо понимать.
— Для медведей. Вы люди видите нас другими, как и весь этот мир. Коли ты захочешь забрать меня с собой, — словно прочитала она его мысли — то я не могу — мой мир здесь. А если ты улетишь — не обидишь меня, лишь заставишь мое сердце скучать и грустить. Потом, меня отдадут за другого медведя, и мы больше не когда увидимся.
Алексей очень не хотел этого, но и не мог оставить все там — в прошлом.
Они уже совсем подошли к дому, и Марьин обнял ее, словно боясь отпустить. Янука приняла объятья, вслушиваясь в каждое слово, что шептал ей сильный мужчина с пышной бородой и пшеничными волосами:
— Я не знаю, что это — магия или сумасшествие, но я полюбил тебя с первого мгновенья, как увидел. Может я любил тебя всегда. Скажи, что мне сделать, чтобы быть с тобой. — Он целовал ее лицо, но она оттолкнула его, и все вокруг стало как прежде — заснеженным. Перед ним стоял белый медведь на задних лапах, он произнес голосом Януки:
— Позови меня на рассвете — так ты скажешь «да». — …И убежал вдаль, сливаясь с горизонтом.
Когда Марьин зашел в дом, он услышал от Сергея больше слов, чем за целый год. Сергей ругался и бранился, говоря о том, что потерял его, и хотел было начать поиски, но Алексей этого не слышал — перед глазами была она, похитительница его сердца и разума. Он ворочался всю ночь в поисках самого главного ответа в своей жизни, и он его нашел…
Лишь первый луч солнца проник в окно, Марьин, вскочив с кровати, и выбежал за дверь.
— Янука! — Голосом взрывал он холод.
От крика проснулся Сергей, увидев, что Алексея нет на его койки, а вещи на месте, он заподозрил неладное. Лишь Сомов отварил дверь, как тут же ее захлопнул, за ней было два медведя. Сергей схватил флешь-веер, но звери уже пропали.
Более Алексея Андреевича Марьина ни кто не видел. Поговаривают лишь, что к этому домику часто приходит белый медведь с уголком пшеничного цвета на груди, а с ним всегда его голубоглазая медведица.

ЧТО-ТО ПОШЛО НЕ ТАК

— Что это — метеорит? — У Семена округлились глаза — он, как и Илья, никогда не видел ни чего подобного, поэтому промолчал, чтобы не выглядеть глупцом, после того, когда все выяснится.
Яркая вспышка с хвостом кометы появилась в небе, не затухая, она стремилась упасть — Медленно, еще медленней, тлеющий небесный уголек приближался к земле. Прямо над центром поля, в какие-то полметра, он остановился на долю секунды, видно, чтобы подумать — стоит ли портить пашню, или может выбрать иное место, например реку, разделяющею лес от полей. Решение принято — стоит. Космический светлячок погас, не издав и звука, лишь поднимая в воздух круги клубов пыли сырой земли.
Минута… еще одна… и еще. Друзья молчали. Их страх рождал видения, а яркие волны луны, вторили иллюзиям.
Там, где небесный путник устроил ночлег, появился человек. Он будто вынырнул из земли, огляделся по сторонам, и направился к молодым людям. Человек ступал на комья земли, где черт ногу сломит, словно это было ему привычно.
— Бежим отсюда. — Дрожащим голосом сказал Семен, но тело его не слушалось — страх и непонимание поглотили Семена.
— Нет, — протянул вечный задира, — а если это опять фашисты хотят захватить нас. Вот я тебе сейчас… — но Илья не договорил.
На погонах блеснули звезды — одна, вторая, третья, четвертая. Капитан, в пятнистой форме — если это фашист, то почему один? Диверсант? Но тогда зачем он идет к ним — наверное, чтобы избавиться от свидетелей, а где остальные, где прикрытие? Будут после? Сколько мыслей рождает мозг за несколько секунд — столько же было и в молодых головах.
Фашистов молодые люди не видели — когда война уже шла, Семен и Илья прибывали в бессознательности возраста, а фронт был далеко от их города. Но и форма на «небесном госте» была странная: серые, синие, белые, голубые кляксы, словно волны морей, накатывались друг на друга со всех сторон «посланника небес». По бокам, над коленями, пришили большие квадратные карманы, испортив пятнистые брюки — карманы были на груди, на поясе, на рукавах куртки. Фашист походил на механика, пришивший капитанские погоны и блистая звездами на воротнике. На фуражке, из такой же ткани, вместо герба сиял двуглавый орел из латуни. Неизвестный улыбался, оголив свои белоснежные зубы.
— Ах ты, гад! — Замахнулся Илья кулаком, но менее чем через секунду уже лежал на земле. Он не успел понять, что произошло, лишь ощутив удар в грудь, захлебнулся воздухом, а после жесткая подстилка.
Семен хотел заступиться, но лишь замахнулся и, в мгновение ока, согнулся пополам — его кисть, задрав к звездам, держал неизвестный. Шевельнешься и боль, будто медленно ломают руку в локте, зажав ее в тиски. Им было не справиться — надо выжить, чтобы выявить шпиона.
— Еще дернитесь — я вам шеи сверну, как куропаткам. — Пояснил человек и, оттолкнув Семена вперед, отпустив его руку.
— Вооруженные силы России. — Прочитал Илья вслух надпись на шевроне с плечевого кармана диверсанта. В черном фоне шеврона развивался флаг, раскрашенный в три линии: белая, синяя и красная.
— Вы чего, как не родные? — Искренне удивился незнакомец. — На боевого офицера поднимать руку — не хорошо. Что за нравы, в русских селениях?
Человек надел темные широкие очки, чем вызвал негодование молодых людей, с осторожностью, встающих с пыльной дороги — уже была не ночь, но солнце только бросило блики света в горизонт неба.
Пользуясь слепотой диверсанта «белой гвардии», Илья, в одном прыжке, подскочил к нему и был остановлен широкой ладонью офицера, у лица.
— Ну, я же просил. — Неохотно сказал незнакомец. — Я не понимаю. Это не Термокарстовая база? Где мы? Интернет на нуле. С центром, связи нет — даже антенна на мобиле в ноль. Как-то все странно. Это, хотя бы Россия? — Сквозь золотые стекла очков, Илья чувствовал взгляд и обескураженность пятнистого капитана. Незнакомец вопросительно посмотрел на Семена.
— Колхоз Октябрьский. — Заикаясь, произнес Семен, боясь — не выдал ли он тайны. — РСФСР.
— Ты что — гонишь?! — Усмехнулся капитан-механик. — СССР, уж полвека как нет.
Семен и Илья испуганно переглянулись, после, осмотрелись по сторонам, задержав взгляды на светящиеся окна хат, невдалеке.
— Вы что такое говорите? — Выдохнул Илья, убедившись, что их разговор ни кто не слышит. Его лицо побагровело от злости, а глаза налились кровью беспомощности — в руках диверсанта появился пистолет. — Можете стрелять, но утром, когда люди выйдут на поле, обнаружат трупы и начнутся вопросы — вам это нужно? — Илья хотел потянуть время, а там — будь что будет.
Заиграла мелодия. Это была не музыка, а какой-то шум: электронные ударные били по вискам, а «некто» царапал по струнам гитары, мерзко, вызывая дрожь по коже. Еще звучало пианино, на нем играл «неуч» — брякая куда попало по клавишам.
Молодые люди отпрянули в стороны, ожидая нападения захватчиков, но никого в округе видно не было.
Капитан достал из нагрудного кармана черный пластмассовый предмет, и его лицо осветилось ярким светом, в красном сияние зарождающегося утра. Мужчина нажал на светящееся стекло, неизвестного предмета, большим пальцем, и после, убрав предмет назад, в карман, задумчиво произнес:
— Будильник. Н-н-да. — Светлые усы капитана дергались от разыгравшегося тика под левым глазом. — …Это спец-операция — я первый из людей, кто оправился через телепорт — как Юрий Гагарин в космос, но, по-моему, что-то пошло не так. — Он посмотрел на молодых людей, что ловили каждое его слово, они явно были не актерами, да и какие могут быть розыгрыши в военных исследованиях. Надо было выкручиваться. — Нам бы поговорить. — Капитан снова улыбался, хотя улыбка была натянутой, а лицо стало напряженным. По лбу стекали маленькие капельки пота. — Я вам все объясню, но не здесь. Поверти мне — я русский, и работаю на правительство России. Я не шпион. Я объясню вам все, и вы поймете — поверти мне. — Уже взмолился он, убрав свой пистолет в кобуру.
С минуту, Илья и Семен, шептались, после чего они приняли положительное решение и отправились в дорогу. Как оказалось, молодые люди, приехали на Целину из Тюмени, но своим привычкам не изменяли, а лишь трансформировали их — вместо обливания по утрам холодной водой, они ходили купаться на реку, незадолго до рассвета.
Молодые люди рассказали Виктору, о том, что видели в небе, перед тем, как появился капитан. Они уже совсем не опасались его — разглядев необычные документы офицера РФ, и пластиковый прибор, который он именовал «сотовым». Именно из-за «сотового», сложилось доверие к человеку из будущего. Капитан показывал им фото — проводя по экрану пальцем. Включал короткое кино, причиной которого стало двойное падение Семена в пыль дороги.
Шли чуть более километра, но Виктору показалось, что прошло не менее часа.
Деревянные избы выстроились в ряд, некоторые еще строились, а за домами тянулся долинный шлейф из строительных вагончиков. На радость Виктора, молодые люди жили в третьем доме от перекрестка, в том, что был покрашен не до конца.
Еще в дороге, капитан узнал, что Илья и Семен, родные братья, он пообещал им не рассказывать о будущем, и те, с неохотой, согласились. Им хотелось узнать побольше, но страх изменить лучшее, к непоправимо ужасному, не хотелось.
На удивление, холостяцкое жилище было чистым и убранным: две кровати, тумбочки, стол по центру комнаты, комод с трельяжем, радио в углу над входом, шкаф и портрет Ленина между окон. За перегородкой кухня: печь, стол и стулья у окна, фляга для воды — что нужно еще для мужчин?
Сомнений не было — Виктор Васильевич Бирюков находился в прошлом.
Братья дали ему сапоги, вместо берцев, серые штаны и белую рубаху, под которой спряталась наплечная кобура, с пистолетом. Униформу убрали, завернув ее в наволочку, лишь маленький диск, сияющий синим светом, с обратным отсчетом времени, Виктор вертел в руке, но не долго. Когда цифры показали 17:00 он убрал диск в карман брюк.
На столе, из погребка, появились закуски и трехлитровая бутыль самогона, за окошком послышались голоса девушек — они пели. Виктор подбежал к окну — по улице, с граблями и лопатами, шла самая прекрасная половина человечества — она была молодой и стройной, а одна из нее, помахала рукой, завороженному незнакомцу у окна.
— Ну что ты там, прирос? — Послышался голос Семена — они смеялись. — Неужели в будущем нет баб — тогда я не хочу в такое будущее.
Задорно, Илья толкнул брата в плечо, который смутил капитана.
— Все там есть, — ответил гость, усаживаясь на табурет — но не всегда хорошее. — Он взял в руки граненый стакан, с мутной жидкостью, и посмотрел внутрь. — Не рано ли для такого?
— Один день в месяц отдыхаем, — попытался оправдаться Илья — да и гость к нам с неба упал — слыхал?!
Виктор усмехнулся, но ни чего не сказал, лишь выдохнув в сторону, и осушил стакан. Мутная жидкость обжигала все, к чему прикасалась, пока не дошла до желудка. Легкость окутала сознание.
— Сколько здесь градусов? — Спросил капитан, задыхаясь огненной водой. Он хватал все подряд: вначале огурец, затем кусок серого хлеба с моченой капустой, наконец «вареная картошка в мундирах».
— Слабоваты вы там — в будущем. — Не зло, посмеивался Илья над гостем. — Нет — дерешься ты конечно хорошо, но пить совсем не умеешь. Это же «первачок» — в нем не меньше семидесяти градусов.
Пили не спеша, в основном чай. Хотели включить радио, но там говорили о неких преступниках, которым, по просьбе комсомола, ужесточили статью до расстрела, за валютные махинации. После, сразу же выключили. Семен достал из шкафа, укутанную в простыню, гармонь и, развернув инструмент, заиграл старую песню: «Ой мороз, мороз». Он говорил, что им здесь, так не хватает снега — «вечное солнце» непривычно для их организма.
Время было: после обеда. На веселье и смех от анекдотов, или на пение прекрасного хора, вошел круглолицый розовощекий мужчина. На вид, мужчине было не больше пятидесяти.
— Здравствуйте Алексей Петрович! — Поздоровались братья в один голос, в то время как Илья почтительно встал, Семен прятал бутыль за тумбочкой, от того, что виден дом был, для гостя, наполовину, вторую же он терял за громоздким шкафом, будто имевшим надобность перегородки от прихожей.
— Не прячь, — будто сквозь «стену» подглядел «круглолицый» — пробку то, на столе оставил. И вам здравствуйте. — Я смотрю, — он присел на табурет, рядом с Виктором и пожал всем руки — к нам новые люди приехали. Почему не ко мне, а сразу на поселение, и кто распорядился? От чего мне не известно?
Человек, с множеством вопросов, оказался председателем колхоза Октябрьский — Рябушкин Алексей Петрович. Братья, кое-как, объяснили ему, мол: Виктор знакомый еще с Тюмени, а сейчас военный человек, получив задание из Москвы, был проездом в «наших местах», вот и решил увидеться со старинными друзьями.
То, что Виктор военный, выдавала тельняшка.
— А где служили? — Спросил председатель, прищурившись.
— Морская пехота, в Новороссийске.
— Но вы же говорили: из Москвы. — Не поверил круглолицый.
— Так, я сейчас на другой службе. — Усмехнулся капитан. — Извините, разглашению не подлежит. Понимаете? — Загадочно произнес он, чем смутил председателя, прожившего уже полвека и, явно, прошедшего войну. — А Новороссийск, остался в армейском прошлом.
Рябушкин, хоть и не любил когда выпивали, но как полагается, для начала пожурил молодежь, а после, взяв бутыль, собственноручно разлил по стаканам самогон.
— С таким человеком и я не прочь… — Вознес он стакан. Все выпили. — В каком хоть звание?
— Не имею права. — Гордо, войдя в роль сотрудника КГБ, ответил Виктор, но преклоняясь перед фронтовыми сединами, добавил: — извините.
— А петь, могешь? — Не обращая внимания на дерзость, с улыбкой спросил председатель.
— Почему же не спеть? Спаю.
Виктор взял в руки гармонь, и пальцы веером пробежались по клавишам, раздувая меха.
— Эта песня, — словно забыв об уговоре про «будущее», начал капитан — нашего хорошего ансамбля — «Любэ».
Все смолкли, пока Виктор рвал душу нотами и голосом. Никто не смел, помешать ему. Братья обнялись, и задумчиво вслушивались в каждое слово — если еще и закрадывались сомнения по поводу капитана, то сейчас сомнений не оставалось — наш, советский.
Алексей Петрович, не слышал, про такой ансамбль, как и саму песню, но она проникла в его память, отправив на двадцать лет назад — в отнятую молодость фашистами. Снова в строй, снова в атаку с беспощадной рукой бить врага, не имея жалости ни к себе, не к фашисту, не к предателю. Песня настолько растворилась в председателе, что его глаза источали живость воспоминания, увлажняя щеки. Это были не слезы слабости — герою отечества не ведома слабость — это слезы горести, за тех кто, может быть, уже ни когда не услышит таких слов.
Солнце шло к закату, растворяя день в себе.
— Значит, говоришь: ждет Севастополь, ждет Камчатка, ждет Кронштадт — вновь наполнил стаканы председатель, но уже по самый край. — Ну, давайте, — поднял он над головой стакан — чтоб не быть нам еще раз в этом тумане, и за тех — кто в нем остался на веки.
Все затихло — казалось, что мир остановился.
— У вас что — поминки что ли? — Разбудили тишину вошедшие девушки, а за ними и парни. — Эй, заходи, — крикнула самая озорная — председатель здесь!
Вечер стал налаживаться, скука ушла как сон — музыка, танцы и девичий смех. Но, как гласит истина: все хорошее имеет свойство заканчиваться раньше, чем хотелось бы.
В кармане запиликало, когда веселье было в самом разгаре — это уже было в третий раз.
— Мне пора. — Подошел Виктор, к Илье. — Дай мой узелок, да я уже… прощаться не беду — вдруг опять, что-нибудь не то.
На небо выкатывались звезды, но солнце еще не совсем легло за горизонт, красной паутинкой раскинувшись по краю неба.
Переодеваться капитан не стал, так, в одежде «братьев из Тюмени» и с узелком в руке, отправился он на поле.
В ночи, на маленьком диске, сияли цифры, с отсчетом секунд назад. 00:00 появилось на табло — центр диска засиял ярким синим светом. Виктор нажал на центр диска, в ожидание отправится домой — там он все расскажет, а установка станет новым научным открытием, а капитан: «первопроходцем сквозь временные рамки».
Активация началась.
Темнота, свет, снова темнота, ночь. Мимо, по вымощенной камнем улице, проехала пролетка запряженная лошадьми. Люди суетливо бегали, кто-то кричал и просил о помощи, а кто-то отбивался от оборванцев-грабителей. За спиной раздался взрыв — это, с именем Богини, крейсер выстрелил во тьму, просигналив обратный отсчет времени, последних дней Российской империи.
И снова — что-то пошло не так.