Висячая пуговичка. Альфред Бодров

ВИСЯЧАЯ ПУГОВИЧКА

Однажды в середине октября 1950 года Антоша Кузьменко, вернувшись из школы, объявил матери: — Мама, сегодня нам Рахиль задала написать сочинение по статье товарища Сталина «Марксизм и вопросы языко­знания».
— Она с ума сошла. Какое может сочинение написать ученик восьмого класса по такой сложной для понимания статье? Я пойду в школу завтра же и узнаю всё об этой вашей Рахили.
— Она не Рахиль, а Раиса Михайловна.
— Всё равно, пойду к директору и потребую, чтобы её уволили за произвол.
— Она сказала, что так распорядилось городское начальство.
— Врёт, это она выслуживается перед органами, чтобы её не привлекали по обвинению в космополитизме. Я добьюсь своего.
— Мамочка, ты не ведаешь, что говоришь. Если ты пойдёшь в школу, то тебя оттуда заберут в тюрьму за антисоветскую и контрреволюционную пропаганду.
Мама прикусила язык, сообразив, что наговорила много лишнего. — Мне надо идти, — сказала она сыну, — буду поздно, меня не жди. Выполнишь домашнее заданее — ложись спать. Проводив Валентину Анатольевну, Антон взял двойной листок в линейку, вывел деревянной ручкой с пером «пионер» на первой строке синими чернилами заголовок: «И. Сталин. Марксизм и вопросы языкознания. Сочинение ученика 8-Б кл. русской мужской средней школы № 9 г. Цхениси Антона Кузьменко». Подошёл к книжному шкафу и начал перебирать его содержимое, но не найдя нужной книги, вернулся к столу. Он взял лист бумаги для рисования, открытки с портретами Ленина и Сталина и, немного подумав, приступил к работе. Антон давно собирался нарисовать портреты вождей, но не понимал, как это лучше сделать. Однажды мама подсказала, как правильно перенести рисунок вышивки с эскиза на ткань. Таким же способом он собирался нарисовать портреты Ленина и Сталина. Антошка быстро расчертил клетки на открытках с портретами. Посадив великих учителей в клетки, Антон приступил сначала к изображению Ленина. Работа шла быстро. Изобразив Ленина, он приступил к Сталину, наметил уже голову, но в этот момент в дверь постучали и без приглашения в комнату ворвалась соседка Ирма Дгебуадзе с литровой бутылкой в руках. Антон инстинктивно спрятал вождей в ящик стола, но убрать свои рисунки не успел. — Антоша, мамы нет дома? — спросила она громко, твёрдо, требовательно.
— Нет.
— Можно я у вас позаимствую литр керосина?
— Не могу без мамы вам дать керосин, без её разрешения не дам.
— Как же так, Антоша. Я часто беру у вас керосин, и твоя мама разрешает, а когда ей что-то надо, она ко мне приходит и просит, я ей не отказываю ни в чём, если есть такая возможность.
— Мама придёт, если разрешит, тогда берите сколько вам надо.
Соседка увидела на его столе рисунки на клетчатой бумаге и сказала назидательно:
— Я вижу, ты увлекаешься рисованием. Нельзя непрофессиональному художнику рисовать портреты наших вождей, может выйти карикатура. Она выскочила из комнаты, с силой хлопнув дверью. Антону расхотелось рисовать портреты, он спрятал рисунки в ящик стола, но рвать их не стал.
Около полуночи Валентина Анатольевна возвращалась домой. Вдруг её охватила оторопь, сердце оборвалось, ноги стали ватными, уши неприятно задёргались, ужас охватил Валентину Анатольевну, когда она увидела возле входа в дом очертания служебного автомобиля. Первая мысль, мелькнувшая в голове: «Господи, что будет с Антошей?» Тем не менее в её сторону уже подходили двое мужчин крепкого телосложения выше среднего роста в широкополых фетровых шляпах, в макинтошах с регланом и широконосых ботинках на шнурках. Она лиц не видела, но поймала их холодный металлический, пронизывающий душу, крысиный взгляд, отчего ей хотелось провалиться сквозь землю.