Шелест забытой книги. Александр Гребёнкин

«Все было встарь, все повторится снова,

И сладок нам лишь узнаванья миг».

Осип Мандельштам

Посвящается забытым писателям

Время действия: начало 80-х годов ХХ века

Глава 1. Открытие Кости Апостолова

Весна подкралась в город незаметно. Казалось, ещё недавно стоял холод, и ветер гулял по пустым улицам города, кружа хоровод пыли, обвивая печальные ряды домов и сумрачные памятники, шелестя нагими тонкими ветками. Но весёлые стрелы солнца пронзили тучи, прогнали прочь февральские вьюги, зажгли мир радостью, пригрели теплом черепичные крыши и старую облупившуюся крепость. В несколько дней запели звонкоголосые птицы и встрепенулись, ожили деревья. Лопались, подобно стеклянным банкам, почки, и звёздочки клейких листьев распускались навстречу горячим лучам.

Уютным апрельским утром шедший в институт Костя заметил на тумбе афишу, возвещающую о гастролях известного фокусника Чаровника. С афиши загадочным взглядом смотрел человек с худым длинным лицом во фраке и в цилиндре, а рядом с ним застыла красивая темноволосая девушка с миндалевидными глазами в серебристом платье.

В общем-то Костя к различным фокусникам и другим циркачам был достаточно равнодушен и по инерции хотел пройти мимо, но образ девушки с солнечной улыбкой долго плыл перед его взором.

Придя домой и бросив сумку, он всё ещё пребывал словно в тумане и не мог забыть девушку на афише.

Поздним вечером он тихонько отворил дверь, стараясь, чтобы не щёлкнул английский замок, осторожно прикрыл её и помчался к остановке трамвая. Прибыв в центр города, где висела афиша, он аккуратно снял её, сложив вчетверо, спрятал на груди под лёгкой курточкой и вернулся домой.

Дома его уже ждала встревоженная Клементина.

— Где это ты так долго ходил, сокол? Что это у тебя под курткой?

— Ничего, — словно пион покраснел Костя.

И он старался побыстрее укрыться в своей комнате, чтобы не дать разгуляться гневу и избежать скандала.

— А ну — ка стой!

Клементина схватила его за курточку так, что затрещала материя.

Костя возмутился.

— Как ты смеешь! Не трогай, это моё! — закричал он, видя, как мачеха уже рассматривает афишу, вращая её во все стороны.

— Оставила бы ты его в покое, — миролюбиво сказал рыхловатый отец, появившийся в дверях в полосатой пижаме, с газетой и с трубкой во рту. – Он уже достаточно взрослый парень, на четвёртом курсе! Я в его годы уже работал!

— Взрослый, — скептически сказала Клементина. — Собирает всякую гадость. Смотри, что твой сыночек приволок.

Рывком она развернула афишу, и та резко лопнула, разлетевшись на две половины.

— Что ты делаешь! – закричал поражённый Костя.

— Ой! – притворно елейным голоском сказала Клементина. – Нечаянно, по-дурацки вышло... Да и зачем тебе макулатура?

«Дура!», — хотел крикнуть Костя в ответ, но весь побелев, всё же сдержался.

Громко хлопнув дверью, он закрылся в своей комнате и там долго сидел, опустив на голову руки, думая о своей несчастной и рабской жизни...

Уверившись в том, что ему необходимо обязательно побывать на выступлении загадочного иллюзиониста, чтобы самому увидеть девушку, Костя на следующий день отправился в кассы.

Билет артиста из Югославии был не самым дешёвым, и Костя был вынужден растрясти свою копилку.

Зато он был одним из первых, купивших билет на зарубежного гостя. Там же он приобрёл плакат, очень похожий на пострадавшую от рук Клементины афишу. Грациозная, чернобровая девушка со смуглым южным лицом и выразительными миндальными глазами всё так же улыбалась рядом с долговязым немолодым мужчиной.

Апрельский вечер был светлым и уютным. Ветер утих, запутавшись в свежих ветках деревьев и волосах прохожих.

В потоке любопытных зрителей, собравшихся на представление, Костя вошёл в блистающее разноцветными огнями здание.

У входа всех встречал и приглашал угрюмый детина с округлой чёрной бородой. Он угрожающе двигал мохнатыми бровями, отчего те изгибались как черви. Косте стало как-то неприятно, некоторые посетительницы и вовсе пугались его гримас, но мужская часть ободряюще улыбалась. Рядом с бородачом какая-то злая на вид остроносая тётка в платке проверяла билеты.

Зато в холле было умиротворяюще спокойно. Небольшой оркестр играл мелодии. Таинственные и загадочные, они звенели в помещении как в пышном храме. Вокруг ходили беззаботные и лёгкие люди. Одиноких почти не было.

В зале Костя уселся в кресло и с некоторым волнением глядел на тяжёлый занавес из синего бархата, усыпанный блёстками.

Когда наконец-то румяный конферансье объявил артиста, оркестр грянул «Полёт валькирий» Вагнера. Эту композицию Костя хорошо знал ещё с музыкальной школы.

Занавес медленно поднялся. В зале было темно, как ночью. И вот сцена медленно залилась желтовато-оранжевым светом — это зажглись десятки свечей.

Сам артист появился подобно магу из сказки. Его большие глаза на худом лице горели будто фонари, длинные руки с худыми пальцами светились, сверкали, как серебро. Он был одет во фрак. Это и был Чаровник.

Артист ловко снял цилиндр со своей головы и, взмахнув растрёпанными волосами, поклонился публике, а потом пробовал надеть его вновь на голову, но что-то мешало. Тогда он изящным движением извлёк из шляпы букет фиалок, и под шелест аплодисментов тут же подарил букет черноволосой девушке в красной шляпе. Она была одета в тёмное полупрозрачное платье и напоминала маковый цветок.

Птицей встрепенулось у Кости сердце – он узнал девушку с афиши, хотя сегодня она была не совсем похожа на своё изображение. Артистка была крепкого сложения, но движения её были легки и изящны, словно у бабочки, кружащейся над цветком. Сквозь прозрачный шёлк струилось и блестело её гибкое тело, притягательное, словно магнит.

Девушка принесла зеркало и Чаровник, улыбнувшись публике, внезапно продел сквозь него руку. Вновь зашумели аплодисменты, а иллюзионист, потряхивая рукавом, стал доставать оттуда каких-то маленьких существ, похожих на морских коньков. Он легко бросал их девушке — та каждый раз нарочито пугалась. Маленькие существа постепенно покрывали одеяние, словно изумрудные застёжки.

Девушка, с улыбкой отступив на шаг, поглаживала шаловливых гостей на платье.

Вынув руку из зеркала, Чаровник резким блестящим зигзагом швырнул его в руки ассистентки. Та не успела поймать, и зеркало со звоном рассыпалось у её ног на множество осколков.

У девушки закапали слёзы, и Чаровник стал лёгкими жестами утешать её. Он снял с девушки красную шляпу, подбросил вверх. Из неё выпал ажурный платок, который, вдруг сложившись голубем, стал летать вокруг девушки, и она заулыбалась, блестя заплаканными глазами. Сама шляпа, подброшенная вверх, запорхала красной бабочкой. Из фиолетовых крылышек бабочки посыпались звёздочки, серебристо-голубыми огоньками опавшие к ногам и смешавшиеся с осколками.

Как бы извиняясь перед девушкой, Чаровник стал изящными движениями собирать осколки, и они сложились в красивую изящную сумочку, под аплодисменты зрителей. Девушка заулыбалась и поклонилась.

— Постумия! – представил её Чаровник.

Из сумочки девушка извлекла колоду карт и начались фокусы с ними, не менее занятные.

***

Когда представление закончилось, и очарованные зрители стали расходиться, Костя шёл в толпе с чувством праздника и томления.

Весенняя ночь пахла промелькнувшим свежим дождём, ивой, черёмухой и духами.

Ноги понесли Костю вокруг здания. Он изучал глазами окна, скрытые шторами, и в одном из них ему привиделся силуэт женской головки. Была ли это она, загадочная Постумия?

Стоя под липой, он не сводил глаз с мелькавшего силуэта за окном. Когда свет погас, Костя собрался уходить, как вдруг открылась небольшая дверца в здании, видимо, чёрный ход. Вышли какие-то люди. Укрывшись под сенью дерева, юноша стал наблюдать с нарастающим изумлением.

Первым появился незнакомый человек. Внешне он был молод и строен. На лице его была почему-то чёрная маска, очень похожая на венецианскую, какую Костя видел в журнале «Вокруг света». Он открыл заднюю дверку «уазика», скрытого одеялом густой темноты. Белая полировка дверцы сверкнула, будто отразившись в далёких звёздах.

Тут же к открытой блестящей дверке прошагал тот самый угрюмый бородач, которого Костя видел при входе в театр. Он нёс тяжёлый куль на плече. Когда он положил ношу внутрь машины из неё стали видны ноги с туфельками, явно девичьи.

У Кости мороз пробежал по коже.

За бородачом утомлённо прошествовал фокусник Чаровник. На мгновение на его лицо упал бледный луч фонаря – оно казалось угрюмым и морщинистым, уголки губ были опущены вниз.

Из кабины выглянуло круглое полноватое лицо водителя, похожее на жабье. Кажется он поторопил своих пассажиров. Глаза его сверкнули изумрудным цветом во мгле и исчезли.

Девушка завозилась, замычала – она была связанной, и тут раздалось щелканье бича и крик... Все звуки потонули в рёве двигателя – машина рванула с места и удалилась, исчезнув во мраке.

Костя пришёл в ужас оттого, что стал свидетелем такой отвратительной сцены. Но кто эта связанная девушка? Неужели это Постумия? Но почему с ней так жестоко обращаются? Костя был так поражён, что даже упрёк Клементины по поводу позднего прихода прошёл мимо ушей. Он сидел на балконе, глядел на звёзды и думал о девушке из цирка.

***

Проснувшись субботним утром, когда задорное солнце то и дело гладило тучи и проникало лучами в комнату, Костя вспомнил о выступлении Чаровника, о чудесной девушке. Всё происшедшее показалось ему волшебным сном.

Но лицо девушки то и дело всплывало перед глазами. У него было ощущение, что это лицо ему знакомо, только где он видел его раньше? Такое впечатление, что это было очень давно, в далёком детстве.

Тоска переполняла его, и чтобы как-нибудь развеяться он решил махнуть с другом Федькой Росляковым на рыбалку. Федька был его однокурсник – заядлый рыболов!

Выехали они рано утром в воскресенье. Стояла сиреневая тьма, только в синеющих небесах поблёскивал усталый месяц. Рыжеволосый Федька был говорливым, но сегодня даже он говорил мало и тихо.

Яркий нарядный рассвет встречал их на реке. Мягко покачивалась лодка. Пахло серо-зелёной водой, прибрежной тиной и листьями ивы.

Сначала клёва не было, но вот в реке блеснуло серебристо-розовое туловище, и торжествующий Федька отправил рыбу в садок. Спустя время повезло и Косте – он вытянул гибкого окунька.

Наловив порядочно рыбы и немного утомившись от однообразного сидения в лодке, Костя и Федька направились к берегу. Путь их лежал мимо острова, на котором из-за берёз торжественно пылала золотыми куполами древняя церковь. Казалось собор парил в воздухе.

И вдруг что-то знакомое всплыло в голове у Кости. Он вспомнил старинную фотографию – на фоне этой церкви стоит невысокий худощавый человек с бородкой клинышком и в глазах его и во всей фигуре читается одиночество. Но где он видел это старое фото? Вероятно — в семейном альбоме. Стоп! Ведь там же, в том же альбоме он видел и фото девушки, очень похожей на ту, что так увлекла его в театре.

Они посидели у костра. Федька знал три способа приготовления ухи и один из них он продемонстрировал Косте. Это вкуснейшее блюдо его научил готовить отец. Он делал уху из карпа и икры.

Ребята с наслаждением хлебали ароматное варево и болтали о том и о сём. О своём интересе к загадочной незнакомке Костя поведать так и не решился.

Он вернулся, когда ветер уже вовсю шумел ветками, и белый цвет осыпался, плавая на воде, превращая землю в лепестковый ковёр.

Дома было тихо и спокойно – мачеха уехала на выходные в село, а отец сосредоточенно чинил телевизор. Он похвалил Костю за рыбу и напомнил о подготовке к семинару.

— Да, я уже практически готов, папа. Я один из немногих, кто из нашей группы посещает этот семинар, а говорят, что Гагин помогает на экзамене всем, кто ходит к нему и отвечает на протяжении семестра.

— Смотри, не сорвись... А то мне совестно будет декану в глаза смотреть. Мы ведь дружили когда-то и как дружили!

— Не переживай, пап, всё будет в порядке.

— Лучше тебе всё же что-то полистать...

Успокоив отца и пошуршав с полчаса конспектами, Костя принялся копаться в шкафу в поисках альбомов с фотографиями.

Большой тяжёлый альбом с бархатной поверхностью он нашёл в самом дальнем углу шкафа. Видно его не вынимали много лет.

Сдув пыль, он стал листать тяжёлые картонные страницы. Мелькали незнакомые лица, глядевшие с пожелтевших черно-белых фотографий в искусных обрамлениях.

Было много фотографий из фотоателье, где застыли серьёзные лица молодых и пожилых людей.

Перелистав огромный альбом, Костя изрядно утомился и стал думать, уж не пригрезилась ли ему эта фотография загадочного человека на фоне храма?

Захлопнув наконец альбом, Костя потёр пыльные руки, а потом обратил внимание на большой чёрный фотопакет, выпавший из альбома с самого начала его осмотра. Сунул в него руку – она будто исчезла в тёмном пространстве, выдернул — фотографии веером рассыпались перед ним. Каких тут только не было – на тонкой, нежно-гнущейся бумаге и толстые, наклеенные на картон. Видимо родители свалили сюда всё, что не поместилось в альбом.

Вновь мелькали старинные, такие разные лица. Нет, всё же раньше люди были совсем другими!

Стоп!

Небольшая фотография с написанным на обороте расплывчатым синим текстом была та, что он искал.

Невысокий человек стоит у старой церкви. Ему лет тридцать, может чуть больше. Аккуратно и чисто одет в тёмно-серый костюм, жилет и белую рубашку, виднеется галстук — бант в тон костюму, на голове – серая фетровая шляпа. Костюм, казавшийся даже мал этому господину, приходился точно по фигуре. Из кармана жилета виднелась цепочка для часов.

Подпись на обороте с трудом можно разобрать: «Всеми уважаемому А.П. на память от Г. Сагайдакова. 1903».

Кто этот Г. Сагайдаков? Почему его фото лежит в старинном фамильном альбоме? И кто такой этот А.П.? Может быть это фото подарено кому-то из его родственников?

Костя поспешил с вопросами к отцу, который, развалившись в кресле, шелестел газетой и дымил трубкой, наблюдая одним глазом за экраном телевизора, где бегали футболисты. В открытую дверцу балкона уходили легкие струйки дыма.

— Ну, как наш телевизор? – издалека спросил Костя.

— Как видишь – я дал ему новую жизнь... Садись, смотри — чемпионат мира по футболу...

— О, нет, пап, мне некогда... Тут у меня вопрос появился, — Костя протянул старую фотографию.

— Давай свой вопрос. О, ты, как я вижу, заинтересовался нашим старым архивом? – иронично заметил отец.

— Ну, пока нашей дорогой мамы Клементины нет, я могу сделать это свободно, — ответил Костя, садясь на диван и размахивая руками дым.

Отец немного недовольно посмотрел на сына поверх очков и, взяв фото, повертел его в руках.

— Да, по-своему ты прав... Занятная штука. Джентльмен, интеллигент начала века.

— Вот — вот, я и хочу знать, кто это...

Отец отдал фотографию и, отложив газету, лениво откинулся на спинку кресла.

— Это, сынок, получается твой прадед – Глеб Сагайдаков. Мать-покойница как-то о нём рассказывала, правда очень немного. Как же его по-батюшке-то? Кажется, Васильевич. Да, Глеб Васильевич Сагайдаков.

— А кто он? И почему он здесь, на фоне нашей церкви?

— Да он отсюда родом...

— Отсюда? Из Дахова? Наш земляк...

— Родился здесь, просто жил недолго. Мотала его жизнь туда-сюда... Часто переезжал...

— Так, где же он потом жил?

— В Вербовске. Помнишь, ты там бывал с мамой? А я вот редко ездил туда...

— Там мой дед живёт?

— Да... А почему этот Сагайдаков так тебя заинтересовал?

— А мы сегодня с Федькой, когда были на рыбалке, проплывали мимо острова, смотрели на церковь... Вот я и вспомнил эту фотку. Ещё в детстве помню, как мы с мамой фотографии смотрели..., врезалось в память... Так кто он, этот Сагайдаков?

Отец, поджав нижнюю губу, равнодушно махнул рукой:

— Литератор...Он написал что-то... Кажется, какой-то роман... Его кто-то напечатал. Успеха не добился...

У Кости расширились глаза.

— Он был писатель? А почему у нас об этом ничего не говорят, не вспоминают о нём? Нигде нет ни таблички мемориальной, ни информации в музее?

— Но он был совершенно никчемным писателем... Его труды ценности никакой не представляют... Он давно забыт...

Отец посмотрел равнодушными выцветшими голубыми глазами на Костю и перевел взгляд в телевизор, где визжала толпа болельщиков.

Костя напряжённо смотрел на отца.

— Был писателем... Давно забыт...

Отец улыбнулся.

— Слушай, Костик, зачем тебе это старьё, смотри, наша команда играет...

— Да пусть играет... Слушай, пап, а его книга есть в нашей домашней библиотеке?

Отец замотал щеками и махнул рукой.

— Нет, и, насколько мне известно, никогда и не было. Правда мама твоя интересовалась...

— Интересовалась Сагайдаковым?

Отец кивнул.

— Она расспрашивала о нём у своего отца, твоего дедушки, значит... Тот что-то рассказывал, вероятно и книгу Сагайдакова читать давал...

— Ну, и где сейчас эта книга?

Отец пожал плечами:

— Ну, вероятно, мать прочла и вернула деду. Дед Дементий своими книгами дорожил... Ну, а я, ты знаешь, особо нет...

Костя презрительно хмыкнул:

— Да уж, знаю... Ни ты, ни твоя Клементина книгами особо не интересуетесь... Вон — годами стоят не тронутые. Только я и читаю, да покупаю иногда...

Отец усмехнулся.

— Да, ты у меня молодчина! Ну, как с семинаром?

— Да погоди, пап... Слушай, а в нашем роду были люди с инициалами А.П.?

— Ну, дай-ка.

Отец водрузил очки и ещё раз глянул на фотографию.

— А.П.?

Задумался...

— Знаешь, в моём роду нет. Хм...Фото 1903 года...Слушай, возможно это Чехову подарок.

— Какому Чехову?

— Да тому самому... Антону Павловичу. Твой прадед дружил с ним. Я помню, как после свадьбы с твоей мамой, с Надей значит, мне твой дед об этом рассказывал. И фотографию показывал, где они вместе – Антон Чехов и Глеб Сагайдаков. Чехов один из немногих, кто поддерживал этого писателя.

У Кости захватило дух.

— Здорово! Но почему же фотография Чехову не отправлена?

— Вот этого я не знаю, — задумчиво сказал отец.

— Пап, как ты думаешь, а у кого могут быть ещё книги и фото Сагайдакова?

— Ну, это богатство только у твоего деда могло остаться. Ладно, не мешай матч смотреть.

И отец уткнулся в телевизор.

Костя ушёл в свою комнату и ещё долго рассматривал фото Сагайдакова и другие старые снимки. Но фото девушки, так похожей на загадочную Постумию, ему не попалось. Значит он видел его где-то в другом месте.

Глава 2. Сима Кондратенко

Май пришёл, как приходит праздник души.

Ослепительно синее небо разлилось подобно морю. В нём торжественно звучал небесный хор птиц. Природа рождалась и цвела, словно в первый раз. Пахло ландышами и сиренью.

В один из дней шедший из института Костя по привычке заглянул в роскошный книжный магазин на бульваре Сиреней. Иногда его тянуло перелистнуть страницы неизвестной ещё книги и прочесть какую — то увлекательную историю. Костя был записан в библиотеку, но ассортимент изданий в ней больше разочаровывал. Практически все книги, которые он брал, оказывались малоинтересными и быстро забывались. Но в книжном магазине время от времени появлялись волшебные новинки.

В большом зале лучи солнца пронзали стёкла, быстро растворяясь в царственных просторах книг. Суровые стеллажи смотрели на него сотнями корешков. Время от времени книга оживала в Костиных руках и звучала, как музыка.

Наконец-то его выбор пал на сборник рассказов Карела Гейсека, писателя из Чехословакии, совершенно Косте неизвестного. Юноша открыл книгу и строчки рассказа привлекли его:

«На рассвете показались синие горы, и седые туманы заполнили долины со стеклянно плещущими ручьями».

Костя понял, что он будет это читать, заплатил и вышел. Когда он сел в автобус, то вновь открыл книгу и погрузился в сказочный мир чешского писателя.

Костя долго катался по городу. Время от времени он выходил на какой-то остановке, садился на скамейки, старые лавочки, читал книгу, потом бродил по мощёным камнями улицам, вдыхал запахи весны, любовался распустившимися деревьями и цветами, рыжим и ласковым солнцем и кораблями облаков, торжественно плывущих по синему океану неба.

Он любил свой родной город Дахов, прекрасный, словно детская мечта, удивительный, как игрушка в руках ребёнка, сделанная талантливым мастером. С детства он впитал в себя этот город, бегая по его узким улицам, лазая по красным черепичным крышам, играя в стенах древней, полуразвалившейся крепости, купаясь в лазоревых потоках окаймляющей город реки. Он любил эти каменные старинные дома, а также современные пяти и девятиэтажки, а на окраинах – кирпичные и глиняные дома, множество деревьев, парки, сады и цветники. Он любовался дорогами, аккуратно выложенными камнем, старинным монастырём, превращённым в музей, памятниками известным людям города. И верилось, что когда-то железнобокие рыцари, грохоча доспехами, проезжали по мостовой его любимого городка.

В эти дни Костя не забывал и о своих поисках. Он даже наведался в городскую библиотеку, мечтая найти роман Сагайдакова, но суровая пожилая библиотекарша даже не слышала о таком писателе.

Тогда Костя в один из выходных дней собрался съездить к своему деду Дементию, у которого не был уже давно. Он помнил, как они с мамой как-то приезжали к нему, помнил большой дом под черепичной крышей, ульи, похожие на домики гномов, у которых неутомимо жужжали пчёлы, деда в комбинезоне, в ситцевой шляпе с сеткой. Помнил, как мама садилась в деревянное кресло из ивовых прутьев под яблоней и о чём-то долго говорила с дедом, а он, сурово нахмурившись, отвечал ей.

Да, мало он знал деда и, получается, почти не общался с ним.

— Нашёл чем заняться, — сурово бурчала Клементина.

— Это мой дед. Почему я не могу проведать его?

— Конечно езжай, — мягко сказал отец. – Адрес я тебе дам. Парень ты уже взрослый, самостоятельный, а от корней отрываться, действительно не стоит.

***

Хмурым серым утром на промокшем от дождя вокзале Костя приобрёл билет до Вербовска. Поезд отправлялся через двадцать минут.

В вагоне было душно. Пахло цветами, свежим бельём и конфетами, которые жевала девочка, ехавшая с бабушкой. Костя подмигнул девочке, но больше смотрел на пролетающие мимо леса и поля, да перелистывал книгу Карела Гейсека.

Одна строчка особо запомнилась:

«Когда человек смотрит в небо – он поднимается над земной суетой, он глядит в вечность».

Костя посмотрел в окно. Тучи сопровождали поезд, вися в хмуром небе как башни.

Наконец к полудню они подъехали к станции «Вербовск». В этом городке и жил дедушка.

В открытое окно долетел запах воды. По обе стороны моста раскинулась гладь ослепительно синего озера, и лучи солнца, вынырнувшие из-за туч, сверкали в воде. За мостом склоны невысоких гор были украшены садами и виноградниками, внутри которых потерялись маленькие аккуратные домики.

«Как здесь красиво», — подумал Костя.

И, прихватив сумку, отправился за выходившими пассажирами.

Станция быстро пустела.

Костя стоял и смотрел на раскинувшийся город. Облака плыли в небе, блистая мрамором. Ветер холодил щёки и развевал волосы. На душе было почему-то легко и радостно.

Он не спеша шагал по запущенным улицам города, выложенным старыми плитами, из-под которых прорывалась трава.

Открылась площадь, на которой стояла фигура каменного всадника — длинноволосого мужчины со спокойным лицом. Площадь окружали старинные дома с железными крышами. Под ветром шептались листья многочисленных, буйно разросшихся деревьев.

Костя присел на скамейке отдохнуть. Недалеко проходила трамвайная ветка.

Спустя время подкатил, скрипя колесами, старенький трамвай оранжевого цвета. Его дверцы гостеприимно открылись, приглашая внутрь, и Костя, войдя в него, покатил по улицам.

Они долго петляли по городу. Костя, сидя в удобном кресле, рассматривал дома, улицы, парки, да поглядывал в блокнотик, где у него был записан адрес. Пропускать улицу первопечатника Кирилла не хотелось.

— Молодой человек, ваша остановка, — объявила добродушная полноватая кондукторша. – Выйдите, дальше — через дорогу и налево...

Костя вышел. Вокруг стояли четырёхэтажные дома и сверкали вывесками небольшие магазинчики. Местность заросла густым кустарником и цветами. Он пошёл в указанном направлении по потрескавшейся асфальтовой дороге. Зашёл на глухую заросшую улочку, миновал памятник сосредоточенному печатнику Кириллу, опиравшемуся на станок.

Казалось, что здесь окраина города.

Улочка упиралась в серый каменный забор. За оградой виднелись густые деревья и старинный большой дом.

Деревянная, рассохшаяся калитка висела на одной ржавой петле. Он легко дотронулся до неё – она жалобно заскрипела, покачиваясь, и отворилась...

Костя зашёл в запущенный двор. Он зарос кустарником и дикой травой. Прежде всего бросался в глаза разбитый, брошенный дом, зиявший пустыми глазницами окон, с проломленной крышей, на которую обрушилось старое дерево. Трещины, словно зигзаги молний, разрезали старые стены, кое-где покрытые плесенью. Полусорванные ставни побелели от снегов и дождей.

Костя открыл покосившуюся, разбухшую дверь. В комнатах осыпалась штукатурка, под ногами пищали битые стёкла, хрустели лепнина и битый кирпич. Стоял сломанный рояль. Более ничего из вещей не было – видимо их увезли родственники или растащили соседи. Кое-где валялась битая посуда, обрывки газет.

В одной из комнат Костя вытащил из-под завалов книгу.

Сдул пыль с открытых страниц, распрямил загнутые углы и прочёл:

«На жизнь земную не имеет права

Тот, в ком творят лихое заодно

Ум, злость и сила».

Перелистнув ещё, он натолкнулся на строки:

«Есть сила та, что разумом зовётся.

И взвесить вы способны на весах

Добро и зло».¹

Костя посмотрел на обложку. Это была «Божественная комедия» Данте.

Спрятав книгу, Костя полистал ещё несколько брошенных журналов. Бросил, похлопал пыльными руками и вышел из дома.

В запущенном саду он увидел старую трубу и открыл кран. Полилась ржавая вода. Подождав, пока она стечёт, Костя омыл руки.

Выпрямившись, почувствовал чей-то взгляд в спину и инстинктивно собрался – уроки Княжича не прошли даром.

Обернулся. Неподалёку стояла женщина в белом платке в горошек и смотрела на него.

— Тебе чего здесь надо, парень?

— Простите, — Костя замялся. – Я приехал навестить Дементия Глебовича. Он жил здесь раньше... Да вот... не застал... Не знаете — он переехал?

— А ты, милый, кем будешь-то ему?

— Я? Его внук.

Женщина вздохнула и лёгким движением руки поправила платок на голове.

— Внук? Никак Костик?

— Именно, — Костя застенчиво улыбнулся.

— Что же ты так опоздал, Костя. Ждал тебя дед Дементий, да не дождался... А вспоминал, карточку показывал. Говорил, вот внучок мой...

— Так что же с ним?

— А помер он. Уж второй год как помер...

***

Соседку звали Полина Егоровна. Костя сидел в её уютном доме и пил чай. Громко тикали ходики. На стенах висели потемневшие вырезки из журнала «Огонёк». Косте казалось, что герои классических полотен старинных мастеров глядят на него отовсюду.

Полина Егоровна рассказывала:

— Пока мать твоя жива была — наведывалась к отцу — то... А как представилась, царство ей небесное, никому дед Дёмка не стал нужен. С женой он — то давно разошёлся... А одному на этом свете трудно, ой как трудно, да ещё в таком возрасте... Вот он и попросил Ганну Остришкову... Докорми меня до смерти, присмотри за мной – я на тебя всё перепишу – и дом, и имущество, и сберкнижку передам. Ганна одинокая, бедная – вот и согласилась...

— Погодите, — удивлённо сказал Костя, — но ведь кажется ещё недавно мы были у деда. Пасека у него была... Он был жив и здоров...

— Господи, да, когда же это было-то? Я помню тебя ещё школяром, а сейчас вон какой парень вымахал...Уже студент! С тех пор, Котька, много воды утекло, — сказала Полина Егоровна.

Костя, звякнув ложечкой о стекло, помешал чай.

— А почему же дом, такой красивый и старинный, заброшен?

— Да этот красивый дом... сгнил уже весь... Сгнил на корню... Ганка посмотрела, подумала... Ремонту уже не подлежит, трещины пошли... Вот и махнула на него рукой.

— Жалко дом...Всё-таки старина... В нём предки мои целый век жили, — сказал Костя и, выразительно допив из чашки, поставил её на стол. – А вещи куда делись?

— Да Ганна все их и забрала! Часть – к себе на хату...

— А где её дом?

— Да квартира сейчас у неё в городе. Она продала дом. Тут был, на нашей улице. Продала какую-то мебель твоего деда. Оказалась — антикварная! Да и сберкнижка с немалой суммой при ней была. И решила квартиру купить. Я говорю – ты ещё вернёшься, за природой скучать будешь...Всё-таки огород был, хозяйство, всё своё, свеженькое... Да и воздух чистый... А она – ни в какую! Давно, говорит, мечтала в квартире городской пожить. Да и трудно мне одной с хозяйством сладить...

Костя молча смотрел в усталые глаза хозяйки, отмечая морщинки под глазами.

— А что, небось забрать хотел чего?

— Да нет, ничего особенного, Полина Егоровна, — ответил Костя задумчиво. – На мебель и прочее не претендую. А вот книги.

Полина Егоровна усмехнулась:

— Да ведь книг — то у неё и нету. Не читает она. Хотела в макулатуру сдать, а я говорю, что книжки небось ценные какие, ведь хозяин-то учёным был... Сдай их в городскую библиотеку. Вот она и сдала...

— Вот как, — протянул Костя. — Прямо так и отвезла сама...

— Ну, почему сама? От них приехали машиной, забрали... Сам заведующий распорядился..., да ты пей чай-то... Пирог бери...С маком, сама пекла...

Костя покачал головой:

— Да нет, спасибо, я сыт... Уж накормили, Полина Егоровна, до отвала... А вкусно-то как!

Полина Егоровна расцвела.

Костя решился ещё на один вопрос:

— Полина Егоровна, а фотографии Ганна с собой забрала? Меня ведь ещё фотографии интересуют. Всё-таки — семейный архив...

Полина Егоровна махнула полотенцем, отгоняя мух.

— А вот фотокарточки у меня бросила. Говорит — ей этот хлам без надобности, она на чужую жизнь смотреть не любит. А я иногда сяду да погляжу. Вот ведь, люди жили давно, одевались нарядно, любили до гроба, деток растили, а сейчас их уже и нету... Но ежели надо – карточки могу отдать, — заверила Полина Егоровна.

— Полина Егоровна, это было бы хорошо. А то, что я отцу скажу...

— Сейчас, — хозяйка поднялась и пошла в другую комнату, где громко тикали ходики. Костя оглянулся, всматриваясь в чужие портреты на стенах.

Хозяйка принесла большой пакет.

— Вот, посмотри, здесь всё... Из двух альбомов....

— А сами альбомы — то где?

— А вот альбомы Ганке понравились. Пышные, цветастые, старинные... Забрала... Видно свои фотки хочет туда вставить.

Костя молча перебирал груду старых снимков. Потом всё ссыпал в пакет.

— Спасибо вам Полина Егоровна, что сохранили.

— Не за что милый... Вот ведь как бывает... Вспомнили о старике... Вспомнили... Поехали, я тебе могилку его покажу...

***

Костя вышел из трамвая. Старинное каменное здание городской библиотеки располагалось на небольшом постаменте, что придавало ему внушительный вид и было скрыто тенью очень высоких, щедро разросшихся деревьев. Под акацией прыгали, чирикая, воробьи.

Ступеньки вели мимо стройных ионических колонн к массивным дверям. Костя постоял у входа, читая табличку.

Выходным днём значился понедельник, значит в этот воскресный день библиотека работала. Костя с силой потянул на себя чёрную тяжёлую дверь.

Библиотеки всегда поражали Костю тишиной и уютом. В зале у стеллажей ходила пара человек. Со стен глядели сурово Гёте и Толстой, едва заметно улыбался Чехов.

Девушка с остреньким профилем возилась за столом. Её узкое, смуглое с лёгкой ямочкой на подбородке лицо показалось Косте отдалённо знакомым. Карие глаза сквозь очки с любопытством посмотрели на юношу. Тонкими пальцами девушка быстро поправила короткие жёсткие тёмные волосы. Сняв очки, она с лёгким замешательством произнесла:

— Здравствуйте! Хотите записаться, молодой человек?

Костя ответил на приветствие, дёрнул плечами и смущённо улыбнулся:

— Я приезжий. Мне нужно найти одну книгу и посмотреть её... ну, хотя бы в читальном зале...

Девушка улыбнулась застенчивому юноше:

— А какую книгу вы бы хотели найти?

— Названия книги я не знаю. А вот писатель — Глеб Сагайдаков.

Девушка сосредоточенно наморщила лоб.

— Сагайдаков? Что-то не припомню книги этого автора... Сейчас посмотрим в каталоге.

Её смуглые тонкие руки зашуршали в коричневом ящичке, гибкие пальцы привычно и легко забегали, перебирая карточки.

Спустя время она подняла задумчивое лицо с тоненькими стрелочками бровей.

— Увы, такой автор у нас не значится. А когда проходила его литературная деятельность?

Теперь пришлось поднапрячься Косте:

— Примерно в конце девятнадцатого, в начале двадцатого века. Это наш, местный писатель. Говорят, у него только один роман и вышел... Он ещё...это... с Чеховым был знаком.

— С самим Чеховым? С Антоном Павловичем?

— Да.

— Послушайте, а может он переписывался с ним?

— Вполне возможно.

Девушке пришла в голову мысль. В её шоколадных глазах блеснул огонёк.

— А что, если нам посмотреть письма Чехова? Если он переписывался с ним, то письма могли быть опубликованы...

— А у вас есть письма Чехова?

— Есть. В последних томах его собрания сочинений. Я сейчас...

И колыхая платьем, как колоколом, она пошла между стеллажей. Быстро сняла с полки нужный том сероватого цвета, и её очки блеснули падающим лучиком солнца. Листала книгу, шурша страницами.

Потом заложила пальцем нужную страницу и быстро подошла к столу.

— Ну вот, кое-что есть. Смотрите... В указателе имён: «Сагайдаков Глеб Васильевич (1872 — 1957) – литератор, публицист. С.449.» Значит на этой странице есть письмо, посвящённое ему. Можно посмотреть.

И она улыбнулась очаровательной улыбкой. Костя, поблагодарив, открыл серый томик.

— Пройдите туда, в читальный зал. Там вам будет удобнее, — сказала девушка.

Костя посмотрел в её глаза.

— Надеюсь, вы не сбежите с книгой, — улыбнулась девушка.

— Могу вам оставить студенческий билет.

Она махнула рукой, и Костя прошёл в зал, где сидели с конспектами двое студентов, да какая-то женщина листала журналы.

Костя уселся за стол. За окном накрапывал лёгкий дождик, стуча по железному карнизу.

Он открыл том писем.

Чехов прислал письмо из Ялты 16 июля 1903 года.

Дорогой Глеб Васильевич!

Большое спасибо Вам за письмо, за то, что вспомнили обо мне. Как жаль, что Вы не приехали в Ялту. Здесь погода очаровательная, ежедневно идут небольшие дожди, с моря дует свежий ветер, не пыльно, прохладно и хорошо. Ольга здорова и каждый день купается, и здоровье моё пока ничего себе, даже превосходно. Сад у меня необыкновенный – камелии, лилии, розы. Возделываем сами. Уже поспели яблоки, и мы насыщаемся ими в полную силу.

Мой «Вишнёвый сад» подвигается туговато, что объясняю я чудной погодой и трудностью сюжета. Пьеса она получается скучнейшая! Боюсь, вовсе исчезнет желание писать, да и книги мои книги устареют!

Сейчас больше декадентство в моде, религия, мистицизм...

Милый Глеб Васильевич, я немного завидую Вашему мастерству строить сюжет. И если Ваши рассказы казались работами гимназическими, то роман уже произведение более зрелое. Форма и жанр много значат! Я не большой поклонник мистического, но роман увлёк меня, заставил читать до глубокой ночи. Образы намечены хорошо. Описания природы точны, ничего не вычёркивайте. Тех, кто вас критикуют не слушайте – Вы интересный художник, буду рекомендовать Вас. Сказка сейчас тоже нужна людям. Что касается критики Карпина – не обращайте внимания. Он сам по себе злой и дурной человек, самолюбивый и циничный.

Если не возражаете, копию романа я высылаю Ваганасу с рекомендациями, он очень ждёт.

Вашу «Ночную песнь странников» читал жене. Это не развитие идей Гёте, это оттолкновение от идей немецких романтиков!

Ах, как мы славно с Вами беседовали тогда, под липами! Какие были времена! А женщины, Вы правы, отнимают много времени и энергии.

Милый Глеб Васильевич пришлите, если можно, Вашу карточку. Надеюсь ещё свидимся.

Дай Вам Бог счастья и здоровья, и никогда не хандрить.

Уважающий Вас А. Чехов.

Костя дважды перечитал текст и задумался. Потом открыл блокнот и тщательно переписал письмо. Ещё раз перелистал том Чехова. В него вошли не все письма, написанные автором, но писем, адресованных Сагайдакову больше не было. Более того, это имя больше не упоминалось в других письмах.

Итак, что он узнал из этого письма? Скорее всего, отношения между Сагайдаковым и Чеховым были близкие и доверительные. Роман, написанный Сагайдаковым, был мистическим и в целом нравился Чехову, хотя тот и не был сторонником этого жанра в литературе, относил это к декадентству. Тем не менее, несмотря на заступничество Чехова, роман подвергался критике, и видимо не совсем справедливой. Возможно она и способствовала тому, что книга была издана небольшим тиражом. В роли критика выступил некто Карпин. В примечаниях сказано: Карпин Леонид Сергеевич – литературный критик, публицист, театровед. И ещё. Чехов собирается отослать роман Ваганасу Любомиру Павловичу – литературному критику, учёному, в то время — человеку уже немолодому. Видимо тот как-то способствовал публикации романа.

В письме Чехов просит Глеба Васильевича прислать фотокарточку. Наверное, Сагайдаков просто не успеет это сделать. Ведь ровно через год Чехова не станет...

Костя дождался, пока библиотекарь отпустила какого-то мужчину, выбравшего книги, спрятала его формуляр. Он подошёл и спросил у неё о критике Ваганасе.

Девушка, блеснув очками, посмотрела каталог.

— Нет, отдельных книг нет... Ну, что вы, это ведь не Белинский и не Стасов. Возможно о нём что-то есть в других книгах, сборниках писем разных авторов, но это ведь нужно столько перелопатить.

И она виновато улыбнулась тоненькими губами, дернув вверх носиком и поправив очки.

Костя решился спросить:

— Знаете, после смерти моего деда Дементия Сагайдакова все книги, или, быть может, их большая часть были отданы вам. Их должна была передать на женщина – Ганна Остришкова.

— Сагайдакова? – девушка улыбнулась. – Так выходит этот писатель Глеб Сагайдаков – ваш родственник?

— Да, получается это мой прадедушка, — смутился Костя.

— Да, теперь понятен ваш интерес к нему... Вы побудьте здесь, а я сейчас быстро позвоню и проконсультируюсь....

И, покачивая крутыми боками, она прошествовала в дальнюю комнату.

Костя посмотрел на часы. День близился к вечеру, надо было думать о возвращении. На улице тихо накрапывал дождик, прибивая тёплую пыль. Вскоре девушка вернулась.

— Я узнала – книги от Сагайдакова действительно поступали. Мы даже ездили за ними. У него была богатая личная библиотека. Но книги вашего прадедушки в перечне нет. Ни одной его книги не имеется.

Девушка виновато смотрела на Костю круглыми глазами.

И вдруг её пронзила какая-то мысль:

— Послушайте, заведующая сказала, что у Остришковой несколько книг купил Билоус. Кто это? Наш ценитель и собиратель книг. Библиофил. Матвей Гордеевич Билоус, вот и формуляр его есть.

Девушка быстро достала нужный формуляр.

Костя улыбнулся:

— Спасибо, это уже кое-что. Вы очень мне помогли. А нельзя глянуть, где он обитает?

— Живёт он на Полевой улице. Знаете?

Костя пожал плечами.

— Я редко бывал в вашем городе.

— Этот Билоус — экстраординарная личность. Его иногда можно увидеть, вышагивающего по городу в сером костюме с неизменной книгой в руке. Он всем своим обликом производит впечатление призрака.

— Вот как? Хотелось бы увидеть этот призрак...

В глазах у девушки за тонкими стёклышками очков вспыхнул озорной огонёк.

— Я могу вам показать. Через полчаса библиотека закрывается. Подождёте?

***

Девушку – библиотекаря звали Симой. Они шли по уютному городу, украшенному цветниками и палисадниками, и Сима рассказывала Косте о преимуществах работы библиотекаря.

— Представьте себе.... Всегда быть близкой к этим величайшим творениям людского гения – книгам. Это так здорово, так возвышает. Ну и что же, что зарплата небольшая. Главное – ты нужен людям и занимаешься любимым делом.

Костя кивал, соглашаясь. Он стеснялся, потому что по своей природе трудно сходился с людьми. Чуть привыкнув к Симе, он немного поведал о себе и зачем он здесь. Вскоре они условились перейти на «ты», а потом Косте настолько было легко и просто, что он осмелился рассказать девушке пару анекдотов и несколько занимательных историй из богатой студенческой жизни.

Сима смеялась, поправляя чёлку со лба. Она шагала красиво и гордо, иногда со смехом прижимая платье к круглым коленям, когда оно кружилось под шаловливым ветром.

День клонился к вечеру. Дождь омыл улицы, блестела брусчатка, и золотистое небо шатром стояло на горизонте, возвышаясь над серо-зелёным миром города. Они прошагали мимо уличного зеркала, отражавшего совсем иной мир, чем они видели вокруг и подошли к началу Полевой улицы.

— Ну вот, я же говорила, что это не так далеко, — сказала Сима, — а трамвай сейчас бы ждали...

Они пошли по улице и мягкие краски вечера опускались на город.

Было прохладно и неистово пахло сиренью. Рядом беззаботно гуляли молодые люди и ели мороженое, спешили по домам тётушки с сумками, прозвенели велосипедами мальчишки.

Улица пошла на спуск. За каменными заборами, в зарослях кустов и деревьев блестели синими окошками дома и полаивали собаки. Чувствовался свежий запах невидимой за домами реки.

Пока подошли к нужному дому, быстро стемнело. Ночь как будто свалилась сверху чёрным одеялом, окутав дома, кусты и деревья.

Будто с целью противостоять мраку, по небу раскинулись звезды и запели сверчки. Свет из редких домов да лучи звезд освещали им путь.

Возле одного из домов, возвышавшегося в густых сумерках, Сима остановилась.

— Вот этот дом. Я помню номер, — сказала она, указывая на решётчатые ворота.

Костя посмотрел сквозь ворота на аспидного цвета окна дома: в одном лучиком блеснул огонёк и тут же погас.

— Кажется, что дома никого нет. Хотя мне привиделся в одном из окон свет, — сказал Костя.

— Я тоже это заметила, — тихонько произнесла Сима. В лучах фонаря её лицо казалось отважным и загадочным.

— Может спать лёг? – предположил Костя.

— Да вроде рано...

— Слушай, Сима. Постой здесь у ворот, вдруг хозяин не дома и придёт, а я попробую потрогать дверь. Если заперта – всё будет понятно.

Костя открыл калитку – давно не смазанная она запищала, заскрипела. Осторожно сделал несколько шагов по двору. Собаки не было, иначе она бы давно дала о себе знать. Он шёл по песчаной дорожке, ругая себя, что забыл фонарик. Потом нашарил в сумке спички. Синевато-жёлтое пламя на мгновение осветило резное крыльцо, зелёную дверь. Бросив спичку в кусты, Костя хотел постучать в дверь, но только дотронулся – она сама по себе открылась, на этот раз бесшумно.

Изумлённо Костя оглянулся. Далеко на дорожке светилась в лучах дорожного фонаря фигурка Симы.

И он шагнул за порог комнаты.

— Эй, вечер добрый, — он прокашлялся. – Есть здесь кто?

В доме царила тишина.

— Хозяева, — позвал Костя, но никакого ответа не было.

Дом казался мёртвым существом. Ни тиканья часов, ни шорохов, ни шагов не было слышно. Костя пошарил по стене, но руки натыкались то на вешалку с ворохом одежды, то на полку, выключатель найти было трудно.

Он решился зажечь еще одну спичку и в это время чья-то безжалостная, огромная рука схватила его, прижав к стене.

Вспыхнул яркий свет, заставивший Костю на мгновение зажмуриться. Перед глазами запрыгали молнии и блеснула холодная сталь. Сильные коричневатые пальцы сдавили горло.

Круглое лицо с морщинками, маленькими усиками и испанской бородкой летало перед Костей, пока не застыло на месте. В мутных глазах горели огни злобы.

— Что ты делаешь в моём доме, мерзавец?! — истерично закричала голова. – Воровать залез?!

Наконец Костя собрал всю свою волю, страх куда-то ушёл. Перед ним вплотную стоял хозяин дома. Его лысоватая голова была влажной от пота. Он был в халате, одной рукой держал Костю за горло, а в другой был острый кинжал.

— Я к вам по делу, — сказал Костя. – Опустите нож...

— Врёшь! – закричал человек. – Сейчас перережу тебе горло! Предупреждаю, нож остёр!

«А ведь и вправду может зарезать», — подумал Костя.

— Думаешь, я не видел, как ты ошивался весь день у моего дома! — не унимался лысый человек... Вот отправлю тебя на тот свет, и никто не узнает! Чиркну по горлу и сброшу в реку!

Бешено горевшие глаза и необычайная физическая сила человека заставили Костю пойти на крайние меры. Он обратил внимание, что напавший на него оставил беззащитной нижнюю часть своего тела. Собрав все свои силы, согнув руку, он сделал правый апперкот в солнечное сплетение. Не ожидавший такой прыти от Кости его соперник задохнулся и выронил нож.

И тут же Костя увидел вбежавшую в дом Симу с большой суковатой палкой в руке.

***

Несмотря на явную физическую мощь, хозяин не сразу пришёл в себя. Его посадили на диван, он охал, ругался на чём свет стоит. Внешне он не казался Косте похожим на библиофила.

Откашлявшись, хозяин, наконец, спросил:

— Кто вы такие и какого чёрта вам здесь нужно?

— Я же говорю, что шли к вам по делу, — уверял Костя. – Я удивился тому обстоятельству, что в доме темно, а дверь открыта. Зашёл, позвал, пытался найти выключатель, а тут вы на меня напали. У вас что — такая традиция встречать гостей?

Билоус прохрипел:

— Я принял тебя за вора.... Ходил тут днём вокруг дома один, на тебя чем-то похожий. Всё высматривал, высматривал, а чего высматривать? Никаких сокровищ у меня нет, только книги...

— Но это был не я, честное слово, — уверял Костя. – Мы вот только подошли...

И тут вмешалась молчавшая дотоле Сима:

— Матвей Гордеевич, а вы не узнаёте меня? Я Серафима, из библиотеки.

Билоус как будто только теперь обратил внимание на девушку.

— Серафима? Вот тебе на... точно ты... А ты что здесь делаешь?

— Я пришла к вам вместе с ... Константином... Нам нужно было... кое-что узнать...

Хозяин собрался, поправил нервными движениями халат, молча взял со стола подобранный Костей нож и, кряхтя, воткнул его в ножны, висевшие на ковре.

Потом обернулся к гостям и глянул на них исподлобья.

— Что, не могли сразу сказать... Ладно выкладывайте, зачем явились...

Костя кашлянул в кулак.

— Значит так, Матвей Гордеевич... Я ищу одну книгу и думаю, возможно, она есть в вашей библиотеке...

— Это книга его прадеда, писателя, — вставила Сима.

— Погодите, я ничего не пойму, — поморщился Матвей Гордеевич, держась за голову. – Какая книга, какого прадеда? Говорите кто-нибудь один... Голова раскалывается...

— Может вам дать пирамидону? — предложила Сима. – У меня есть...

— Да и у меня есть, в аптечке... А, впрочем, если у тебя под рукой... Там на столе есть графин с водой и стакан.

Выпив залпом лекарство, поморщившись, Матвей Гордеевич, промолвил, не глядя на Костю:

— Ну, давай, давай выкладывай... Какая книга, какого прадеда?

— Моего... Это писатель Глеб Сагайдаков. Нам известно, что он написал роман... Но мы никак не можем найти его.

— С Сагайдаковым переписывался Чехов, — напомнила Сима. – Мы нашли его письмо.

Матвей Гордеевич махнул рукой.

— Погодите. Знаю я о Сагайдакове. Был такой писатель. Он и с Куприным, и с Буниным переписывался, и с Гумилёвым... Его рассказы и стихи публиковались в сборниках начала века.

— И у вас есть эти сборники? – воскликнул Костя.

— Подожди, не гони лошадей! Я не сказал, что есть, но... некоторые попадались... Брал у своих коллег, читал. Выходил такой журнал «Гиперборей» ...

— Это журнал поэтов Серебряного века? Я читала о нём... – улыбнулась Сима.

— Да, это ежемесячник поэтов — акмеистов. Основан Гумилёвым и Городецким... Слышали об акмеистах что-нибудь?

Костя не очень уверенно пожал плечами.

— Акмеисты... А кто к ним принадлежал? – наморщила лоб Сима.

— Ну, кроме Гумилёва — Ахматова, Кузмин, Иванов, Ходасевич...

— Странное название... «Гиперборей» ... Насколько я помню, Гиперборея – страна счастливых... – сказал Костя.

— Гипербореи в греческой мифологии — люди, которые живут в непрерывном празднике и радости. Они никогда не стареют, вечно юны и подобны богам, — вздохнул Матвей Гордеевич.

— Да, а когда они уставали от жизни, то бросались со скалы в море и погибали. Знаю, читала..., — добавила Сима.

— Вот такая у них жизнь и была – счастье на лезвии ножа, — промолвил Матвей Гордеевич, глядя куда-то в пол.

Костя вздрогнул при упоминании о ноже. И тут же решил переключиться на другое:

— А нельзя ли взглянуть на стихи Сагайдакова?

Матвей Гордеевич насупился, тяжело встал и побрёл в другую комнату. Его не было долго, и Костя с Симой уже успели осмотреть залу. Здесь всё было консервативно, по-старинному, но книг не было видно.

Наконец Матвей Гордеевич вышел с какой-то тетрадью. Он стал читать без очков, достаточно быстро:

Последняя ночь нам с тобой оставалась,

За домом звенел быстрокрылый ручей.

И жемчугом звёзд небеса открывались,

Пылала любовь миллионом свечей.

И тонкая ваза любви в твоих пальцах,

В ней винная роза, но хрупко стекло...

Строка в Книге Судеб о бедных скитальцах,

Чьё время бурлящим ручьём утекло...

...Вот годы промчались, как быстрые птицы.

Ты верность храня, ожидала меня.

Мне губы твои помогали забыться,

Дарили тепло средь ненастного дня.

— Эти стихи, написанные экспромтом, были найдены в альбоме молодой поэтессы Анны Козельской. В те времена так было принято. Возможно Глеб Сагайдаков симпатизировал этой красавице. Она потом вышла замуж за поэта Сергея Городецкого, – сказал Матвей Гордеевич, и лицо его озарилось сиянием, словно его покинуло страдание. – А вот ещё одно стихотворение – совершенно чудесное – «Золото свечей твоих».

Подкрались мягко сумерки в наш августовский сад,

И вот уходят гости в ночь, уносят аромат

волшебных, нежных тех стихов, что посвятил тебе,

И золото свечей твоих плескается во тьме.

Букет цветов колышется над папертью земной,

И скатерть в ночи светится небесной белизной.

Алмазом там горит во тьме забытый твой бокал,

По взгляду твоих карих глаз весь день я тосковал!

На небе бриллиантами пылают сотни звезд.

Листвою пахнет, яблоками, венчиками роз.

Богатства сердца своего готов тебе дарить,

Единство наших душ и тел так важно сохранить!

Вот две фигуры тенями застыли у ворот,

И нежный поцелуй небес растопит сердца лед.

И строфы тихо сложатся от нежности к тебе,

А золото свечей твоих плескается во тьме.

— Удивительно, что он вообще публиковался в «Гиперборее», в «Грифах». Ведь его лирика не очень-то была похожа на стихи акмеистов, — добавил Матвей Гордеевич.

— Вот здорово! У вас есть ещё его стихотворения? – восхищённо спросил Костя.

— Это пока всё, что у меня есть. Хотите переписать, пожалуйста, — сказал Матвей Гордеевич. Сейчас он выглядел более миролюбиво.

Костя сразу же полез в сумку за блокнотом.

Пока он переписывал, Билоус перекинулся несколькими фразами с Симой, договариваясь с нею о какой-то книге.

Оглядывая обстановку, Сима задала вопрос:

— Матвей Гордеевич, вы ведь собиратель и коллекционер, а где же ваши книги?

— А, здесь в доме я мало держу... Всё внизу, в подвале, за замками... Он у меня специально оборудован... Вот там основное...

Захлопнув блокнот и поблагодарив, Костя спросил:

— Матвей Гордеевич, так где же нам отыскать роман?

Билоус воззрился на него испытующим взглядом:

— Роман вы и не найдёте... Он не был напечатан...

— Как? А у нас есть другие сведения, что книга вышла...

— У меня таких сведений нет. Роман я держал в машинописном виде...

Костя поднялся очарованный.

— Прочли?

— Только просмотрел. Интересное произведение.

— А как называется роман?

— «Вальпургиева ночь».

***

Когда Костя и Сима вышли из дома коллекционера – стояла густая ночь, светящаяся бусинками звёзд.

Верхушки деревьев тихо шептались с ветром.

— Ты теперь куда? – спросила Сима.

Костя увидел в синевато-сером полумраке как переплетаются со звёздным небом её волосы.

Он ответил, что собирается идти на вокзал ночевать, так как у него здесь никого нет – дед похоронен, дом его разрушен, а соседка, живущая рядом, наверное, давно видит третий сон.

— Ты можешь переночевать у нас, — предложила Сима. – Мама конечно удивится, но она поймёт меня...

У Кости не было другого выхода, как только принять это приглашение.

Они шагали по городу, полному синеватого сумрака, жёлтых глаз фонарей и россыпи звёзд на велюровом бархате неба.

Погасшими, уснувшими дворцами казались глыбы домов. На их стенах мчались видения – это были отрывки снов. Струи свежего воздуха, как волосы девушки, переплелись с далёким смехом и звуками музыки.

Они шагали по сонному городу, видели запоздалых прохожих, влюблённые парочки, хохочущие компании молодых людей. Казалось, что идти так можно вечно.

Потом был уютный дом, заботливые руки мамы Симы – Ирины Георгиевны и вкуснейший чай. А когда Костя коснулся подушки, то впечатления дня призраками окружили его.