Евангелина: путь к себе. Любовь Черенкова

Глава первая

И опять здравствуйте! Мир вашему дому! Надеюсь, с нашей первой встречи соскучиться не успели. Для тех, кто только присоединился к моим приключениям, поведаю предысторию.
Зовут меня Ева, но при рождении мне дали другое имя — Милолика. Родителей я потеряла давно, лет десять назад. Тогда половцы убили во время набега много наших. Весь этот час я воспитывалась в семье старейшины, брата моего отца — Первака Храбровича. Хорошо жили, ничего не скажешь.
Да вот только однажды зашёл в наше селение странствующий монах, отец Арсений. На следующий день он отправился дальше в путь, но мне разговор с ним покоя не давал. Всё места себе не находила. Тревожно было — и всё тут. Как будто я делала и продолжаю делать что-то неправильно. Наши ополчились на меня, особенно бабка Казимира, ведунья местная, да волхв Прозор — мужик угрюмый, честолюбивый, деспотичный. А невзлюбили меня за то, что даром я обладала посильнее их — могла с богами и духами предков беседу вести. Казимира-то по мелкому шкодила, а вот Прозор… Чувствую, если бы не ушла, выдумал бы наш волхв чушь несусветную. Например, неурожай из-за того, что я обряд не так выполнила, не то надела, не так повернулась. А потом бы сказал, что в жертву меня нужно отдать богам, чтобы те опять смилостивились. И ведь могли послушать его. Но с урожаем нам везло, скот потомство давал.
И вот тут-то мои душевные метания Прозору оказались на руку. Подговорил всё селение, что разгневаются боги, ибо я отвернулась от веры предков. Старейшина, деваться некуда, выслал меня из родного дома. Да и, по правде говоря, сама я понимала: другая судьба мне уготована.
И не было бы, как говорят, счастья, да несчастье помогло. Натерпеться пришлось немало. И враги попадались, и настоящие друзья (это я сейчас об Ангелине говорю). Аккурат благодаря подруге милой и решилась я принять Святое Крещение. Именем Ева меня окрестил отец Власий в рязанском храме. Но самое главное, что все эти приключения привели меня к настоящей любви.
Мечталось ли мне, сиротинушке, что, живя в небольшом селении, вскоре буду носить височные кольца с бусинами, створчатые браслеты, решётчатые перстни? И всё это, к слову сказать, из чистого серебра.
Даже в девичестве, когда все подружки бегали ко мне, чтоб узнать судьбу, боялась я посмотреть свою. Вдруг что нехорошее увижу? А вон как вышло: муж — знатный воевода, красивый и заботливый. С первого взгляда мы полюбились друг другу. И вот, спустя два года после свадьбы, живём душа в душу.
Да я в таких хоромах отродясь не бывала даже. У Первака Храбровича дом был хоть и не маленький (старейшина всё ж), но куда ему до обители воеводы!
Я не похваляюсь — нет. Просто с тех пор как заплела две косы и повязала платок, кажется, нет никого счастливее меня.
Думала ли я, когда впервые встретила Владимира, что буду звать его ласково, как и матушка, — Лада?
А как радовалась Олеля Стояновна — жена Первака Храбровича! Ещё бы, сиротка вышла замуж за воина — милость богов и счастье в дом приманила. Заодно и сплавили непутёвую девку (меня то есть), которая пошла против веры предков и приняла какую-то заморскую. Ну да что им объяснять? Тут сердцем чувствовать надо.
В общем, с какой стороны ни возьми, — всем угодила.

И вот сейчас мой воевода в отъезде: ушёл сражаться с князем против Всеволода Большое Гнездо. Хотя недавно совсем вернулись из похода против волжских булгар. И снова в бой. Ну вот что этим князьям мирно не живётся-то? Конечно, наши рязанские князья лютые, с характером. После того как Святослав Ярославич отдал душу Богу, непокой настал. Престол занял его брат, который после смерти оставил наместников своего сына Глеба. Тем самым пошёл против традиции — на престол ведь должен был сесть сын Святослава Ярославича. Что тут началось!
На моём-то недолгом веку князья менялись, не успеешь и глазом моргнуть. А муж во всех этих распрях участвует — по должности положено. То рязанские межусобицы, то соперничество с пронскими или суздальскими князьями, то разгон мордовских дикарей, а то ещё что-нибудь…
Я-то в дела государственные не лезла — не бабье это дело. Но за супруга боязно — остаётся только молить Господа непрестанно.

Вот с такими мыслями пытаюсь согреться, укрывшись плащом мужа, чтобы его «сила» охраняла меня, непутёвую. Эх, полетела бы за ним хоть сейчас — да нельзя. А что мне дома-то одной делать? С Деляной и Лепавой хороводы хороводить? Мои подруги — жёны сотоварищей мужа. Им-то хорошо… Вон, у Деляны уже мальчик народился, а у Лепавы — и того двое. Им не до хороводов.
А я оказалась «пустоцветом». Ой, как стыдно людям в глаза смотреть! Да что людям — матушке мужа, Полеле Тихомировне… Она-то, небось, надеялась с внучатами понянчиться. Я же её подвела. А мой Владимир… Конечно, он подбадривал, успокаивал. Но я-то видела, как он хочет деток. Вон, мальчишек во дворе учит из лука стрелять да меч в руках держать. А я не могла ему даже девчушку родить, — не то что будущего наследника и воина.
А когда прознали, что я ведуньей была, так вообще отныне проходу не давали. Всем сразу стало «понятно»: бездетность — это за грех кара. Если бы не высокое положение мужа, даже не знаю, чем бы всё и закончилось.
Но, справедливости ради, скажу, что не все были так зло ко мне настроены. Про Деляну и Лепаву уже упоминала — верные подруги, они всегда поддержат. Да и не только они пытались помочь советами.

— Ева, выходи кобылу водить! — в окна постучали подружки (я их по голосу сразу узнала), чем вывели меня из размышлений о моей горькой участи.
Ну вот куда мне с ними? Они веселятся всей гурьбой, с детишками. А мне совсем не до веселья. Да и холодно, хоть и конец марта. Может, лучше пригласить их на жареную рыбу, блины, замешанные на талой снежной воде, и овсяный кисель? А под угощение и побеседуем в тепле.
А тут — кобылу водить.
— Под дерюгу не полезу! — крикнула я девчатам, выходя на порог.
— Да и не надо, — хохоча, ответила Лепава, девица со жгучими чёрными волосами. Не иначе, мать в своё время её нагуляла с каким-нибудь булгарином.
— Пойдём в карагоде вместе с ребятнёй, будем песни масленичные петь, — вторила ей Деляна.
Ох, если уж и серьёзная Деляна собралась, то, может, и мне поплясать-попеть? Глядишь, мысли грустные повыветрятся на свежем воздухе.
— Я скоро, — крикнула девчатам и побежала одеваться.
Повязав тёплый платок узлом на макушке, облеклась в кожух, покрытый византийской парчой. Вот теперь жене воеводы не стыдно себя показать. Муж красивых подарков надарил, а выйти в них некуда. После свадьбы даже в Рязани не была.

Гуляние и вправду выдалось на славу. После вождения кобылы я вознамерилась кататься на морозянках. Сама, конечно, их не делала: ребята заготовили на всех: в большое решето положили кудель, а сверху — навоз, полили водичкой и подождали, пока замёрзнет — вот тебе и морозянка. Катайся на здоровье!
Но тут на меня налетели особо ревностные приверженцы старой традиции.
— Да как посмела она участвовать в календарных обрядах! — раздалось в толпе.
— И правда, бесплодной запрещено, — поддержал кто-то.
Ой, как стыдно стало! Разве сказали бы они такое, если б муж дома был?
Спасибо подругам, поддержали:
— Что вы бредни-то плетёте? Сейчас мы её по снегу покатаем, как издревле-то заведено, муж вернётся — вмиг забеременеет.
И девчата начали обсыпать меня снегом. Потом с весёлыми шутками-прибаутками опрокинули на землю и принялись катать. Эх, надо было одеться поскромнее, а то вырядилась — теперь обновку испорчу.
Все опять вернулись к масленичным забавам. Я же решила пойти домой. Конечно, сварку избежать удалось, но на душе было нехорошо.
— Останься, — пыталась остановить меня Лепава.
Но я решила уйти. Желание было одно — укрыться ото всех, а ещё лучше — приникнуть к груди Владимира. Однако если второе сейчас невозможно, то первое своё намерение я исполнила сразу.
— Что с тобой, доченька? — спросила Полеля Тихомировна.
Она-то сразу всё подмечать умела. Видя мою тоску о том, что не могу родить дитятко, часто успокаивала. Да и если б не она, неизвестно, были бы мы с воеводой вместе. Ведь именно его матушка, как после выяснилось, мягко сыну указала на моё чувство к нему, да и меня как бы между прочим в гости постоянно зазывала.
Вот и теперь: невестка пошла вроде на гуляние весёлое, а вернулась с лицом кислым. Полеля Тихомировна сразу поняла, что да как. Я не стала таиться — всё ей выложила, как на духу.
— Да что ты на этих баб глупых внимание обращаешь? — пыталась успокоить меня она. — Язык ведь у них злой, мелют что ни попадя.
— За что на мне такое проклятье? — не сдержалась я и зарыдала. — Почему не могу выполнить своё главное предназначение?
— Почём ты знаешь своё предназначение? — продолжала утешать меня большуха. — Да и живёте вы вместе не так долго. Не ровняйся на других. У них — своя судьба, у тебя — своя.
В какой раз подмечаю, как же мне повезло со свекровью-то! Вот всё у меня ладно… Кроме детишек…
Что ещё сделать? И на качелях качалась, и льняную рубаху Лепавы носила (всё-таки у неё двое деток), и на лавке после Деляны сидела, когда та ещё беременной ходила, — ничего не помогло.
Постепенно Полеля Тихомировна привела меня в более благостное состояние, ведь слёзы я уже не лила. Засыпала, опять завернувшись в плащ мужа.

Вся эта седмица была масленичной. Опять участвовать в праздничных забавах не хотелось — вдруг снова кто заикнётся о моём недуге? Уж лучше дома отсижусь — мужа дожидаться буду. В конце концов, от скуки маяться не стану — дома дела́ завсегда найдутся.
— Слушай, вчера было не до того… — Лепава заглянула ко мне ненадолго вместе со своей ребятнёй. — Помнишь Воиславу, жену кузнеца нашего?
— Помню, конечно, — ответила я, подавая Лепавиным деткам сладкую мазюню. — Все тогда удивлялись: почто Кий взял в жёны половчанку? Своих девчат, что ли, не было?
— Ну да… Когда наши принесли её с поля боя, то всё дивились меткости девушки-лучника, — стала вспоминать подруга.
— Да, бойкая воительница, — поддержала я разговор, не понимая, куда клонит Лепава. С чего это вдруг нам вспоминать Воиславу? Живёт она с кузнецом душа в душу, воспитывает двух его деток от первой женитьбы (жена Кия скончалась во время вторых родов) и своего общего.
Но и правда — чудеса ведь. Уж и никто не помнит, как встретились кузнец и половчанка. Но с той самой встречи лучница приняла православную веру. Настоящего её имени не знают — все кличат Воиславой. — Так вот, — продолжала Лепава, макая очередной блинчик в липовый мёд, — на днях я с ней беседу вела. И как-то разговорились мы о детях. Воислава поведала очень интересную историю — тебе может пригодиться.
— Ты о чём? — спросила я, допивая вторую кружку сбитня и поглядывая на детей Лепавы.
Эх, мне бы и одного хватило. Неважно — мальчик или девочка. Главное, чтоб наше с Ладой общее дитятко.
— Воислава проговорилась, что есть у них шаман, — подруга почему-то перешла на шёпот, — с какой бедой к нему не придёшь — вмиг подсобит. А уж в том, чтобы помочь таким, как ты, не сравнится с ним никто. Я и подумала: может, попытаешь счастья?
— К половцам?! — вскрикнула я и тут же испуганно осмотрелась по сторонам.
Вроде никто не услышал: свекровь была на улице, а чернавка наша, Селяна, копошилась в сенях. Хорошая девушка у нас в услужении жила, даже симпатичная — вот только замуж никто не брал по худобе её. Мы её откармливаем-откармливаем — да всё не впрок. Остальные холопы тоже где-то трудились.
— Ну да, сейчас от них как будто угроз не предвидится. Однако смотри сама — путь неблизкий, — заметила Лепава. — Туда и обратно — целая седмица уйдёт, а может, и того дольше.
Ну, насчёт угроз, сторожиться надо, случаются они… То и дело набегают клятые половцы. А бывало не раз, и сам князь их на подмогу звал. Да и что с того? Не значит это, что бояться не надо подлости врага. Однако, по всему выходит, что лишь шаман подсобить может. Чего ещё ждать? Новых насмешек? Да и супруг — долго ли ещё будет мечтать о наследнике и жалеть меня?
— Не стоит медлить, — решилась я, — пока Владимир в отъезде.
— Да, был бы воевода дома — ни за что бы ни отпустил, — согласилась подруга. — А что Полеле Тихомировне скажешь?
Когда надо действовать, я всегда мыслями быстра, вот и сейчас ответила:
— Скажу: своих захотелось проведать, соскучилась.

Свекровь ничего не заподозрила, но встревожилась немало:
— И куда ты в зиму-то собралась? Хоть ехать и недалече. А не ровён час попадёшься разбойникам — что тогда? По всей дороге мертвецов пораскидано. Хочешь число их пополнить?
— Ну что вы такое говорите, матушка! — мне непременно нужно было убедить её, сердобольную, что всё благополучно будет. — Я же не одна поеду.
— Ещё бы ты одна решилась ехать! — воскликнула Полеля Тихомировна. — Хотя с тебя станется…
— Нет-нет, — успокаивала я свекровь, — обязательно возьму Селяну с собой.
— Да на кой она тебе? Какой прок-то от неё? — удивилась большуха. — Обуза только. Ты лучше Мещеряка возьми: он хоть и не молод, но возница знатный, да и топором махать умеет.
— Ладно, — согласилась я.
Но было ясно, что свекровь беспокоиться не перестала.
— Селяну тоже возьми на всякий случай. Мало ли… Да и в дороге с ней не скучно. Эх, был бы Лада дома — с тобой поехал бы, — причитала она.
«Если б он был дома, то ни за что не отпустил бы», — вздохнув, подумала я.
И тут Полелю Тихомировну осенило:
— Богатыря нашего, Бивоя, — вот кого возьми!
«Что? Бивой? Да ни за что на свете!» — в испуге подумала я.

Нынче, пожалуй, рассказать следует, почему меня так переполошило известие о славном воине моего супруга. Начну издалека…
Владимир всегда говорил, что я странная, потому что восхищаюсь мужским боем. Но меня взаправду притягивал такой вид, как бы это сказать правильнее… искусства — лучше и не назовёшь это. Как по мне, сражение на танец похоже.
Когда муж тренировался с мечом, я глаз не могла отвести от этого зрелища. Конечно, в бою настоящем созерцать некогда. И что же тут красивого, ежели кровь повсюду? Но я, хвала Господу, была лишь на состязаниях, которые готовят воинов к сражению.
А теперь перехожу конкретно к нашим сильнейшим бойцам. В уездном городе их проживало всего двое, однако стоили они тридцати, а то и сорока воинов. Один богатырь ушёл в поход с воеводой, а Бивой остался. С последнего боя его принесли почти мёртвым. Никто не думал, что он выживет. А вон оно как вышло. Все тогда подумали: не иначе дух-покровитель подсобил.
Мне рассказывали, что пять лет назад Бивой в одиночку сразился с огромным медведем — и вышел победителем. С тех пор дух медведя покровительствует ему в бою. Бивой и сражался-то лишь в одной медвежьей шкуре.
Поди знай, как оно на самом деле. Но я, когда принесли тело богатыря, всё же молилась Пресвятой Богородице. Знала, что муж любил своего сильного воина.
И сейчас Бивой залечивал раны. Воевода в поход его, конечно, не взял — там пришлось бы кидаться на неприятеля первым.
Мне говорили, он мог запросто раскидать десять человек, а то и все двадцать. Да и немудрено. Воин был огромный — метра два росту, крепкий и сильный, с безупречным сложением. Русые волосы до плеч обычно были спутаны. Жил он один. Не сказать что Бивой был красавцем, но без внимания женского пола точно не оставался. Хотя далеко не все верили, что он настоящий человек, а не оборотень. Потому некоторые даже побаивались его. Так почему же я не захотела, чтобы богатырь сопровождал меня в предстоящей поездке? Ведь он наверняка смог бы стать защитником. Расскажу всё по порядку.
Я давно стало замечать, что при мне Бивой к девушкам не проявлял благосклонности. Во всяком случае, когда думал, что я вижу его. Не подмигнёт им, не приобнимет. По нраву богатырь был молчалив, но со мной у него и вовсе пропадал дар речи.
Женское чутьё подсказало мне, откуда у грозного воина такое смущение. Вслух он о том не смел сказать. Влюбиться в жену воеводы! Мыслимое ли дело!
Да если бы Владимир об этом узнал, то не поглядел бы, что одолеть богатыря почти невозможно. Хотя Бивой и не стал бы затевать драку. Он твёрдо понимал, что я — жена воеводы, но поделать с собой ничего не мог.
Вот почему я так не хотела, чтобы сопровождал меня Бивой. Доверие у меня к нему было. Но бережёного, как молвят, и Бог бережёт.
— Или езжай с богатырём, или сиди дома, — решительно сказала Полеля Тихомировна.
Пойти против большухи я не могла. Может, и обойдётся…
Не хотелось мне просить Бивоя ехать со мной, так свекровь заявила, что сама пойдёт к богатырю. На том и порешили.
Бивой согласился: настоящий бой пока не по нему, а уж с охраной девки на пути к родственникам он справится, на это много сил не надобно.
Так думал богатырь. Ох, как же он ошибался! И как я потом жалела, что ввязалась во всю эту историю!