Всяк по-своему Бога славит. Светлана Дурягина

«ДА СВЯТИТСЯ ИМЯ ТВОЕ!»

Для меня понятия «Мама» и «Бог» неразрывно связаны между собой с 1984 года…
Я давно жила самостоятельной жизнью, с родителями виделась нечасто, но особенно скучать по ним было некогда: у меня тогда уже был двухлетний сынишка, горячо любимый муж и не менее горячо любимая работа. Воспитанная Ленинским комсомолом, я не верила ни в Бога, ни в дьявола, и если случалась какая-то беда, за помощью я мысленно всегда обращалась к маме, которая жила от меня далеко и очень по мне скучала.
Однажды вечером раздался телефонный звонок, и голос отца, прерывающийся рыданиями, вдруг больно ударил меня в самое сердце:
— Доченька, приезжай, мама умирает. Она попала в автокатастрофу. В одну секунду я вдруг поняла, что могу никогда больше не увидеть мамины лучащиеся любовью глаза, не услышать её ласковый голос. Я схватила паспорт и деньги и ринулась на вокзал. На моё счастье, нужный мне поезд отходил через полчаса, но билетов не было. Однако проводница, узнав, зачем я хочу ехать, согласилась взять меня в своё купе без билета. Ночь я провела, стоя в коридоре у окна: спать не хотелось. Я не могла ни о чём думать. Как помешанная, я прокручивала в голове одну и ту же фразу:
— Мамочка, не умирай!
Мимо проходили люди, мужчины пытались разговаривать со мной, но, осознав, что я не понимаю, что мне говорят, они отходили в недоумении. Я еле пережила ту ночь. Она казалась мне бесконечной. В пять утра с вокзала Вологды не шёл в аэропорт ни один автобус. Я запомнила дикий визг тормозов и искажённое ужасом лицо водителя «Москвича», выскочившего из машины, перед которой я встала на проезжей части, раскинув руки крестом. Не знаю, что заставило его опустить поднятую для удара руку, выражение моего лица или сказанные полушёпотом слова:
— Помогите мне, пожалуйста!
В аэропорту возле авиакасс уже образовались длинные очереди, в которых люди стояли с вечера предыдущего дня, т.к. летом всегда были проблемы с билетами. На нужное мне направление очередь оказалась самой длинной. Я встала в её конец. Через два часа касса открылась, и ещё через два, когда я, наконец, подошла к заветному окошечку, равнодушный голос сообщил, что билетов на нужный мне рейс нет, и вообще они раскуплены на несколько дней вперёд. Можно было попробовать добраться на поезде, но на это ушло бы ещё два дня. У меня их не было. Я упала на колени перед этой кассой и, заливаясь слезами, впервые в жизни попросила:
— Господи, помоги мне! Сделай так, чтобы я улетела!
Я повторяла эти слова снова и снова, видя сквозь слёзы, как шла регистрация, а затем и посадка на нужный мне самолёт. Вот последний пассажир протянул проверяющим свой билет, у трапа не осталось никого. И вдруг из самолёта показалась стюардесса, она бегом направилась к залу ожидания, вошла в стеклянную дверь и подбежала ко мне:
— Девушка, пойдёмте скорее, у нас один пассажир не пришёл!
Я чуть не сошла с ума от счастья! Странное это чувство — счастье во время горя.
А потом была больница. Серое лицо и посиневшие губы на фоне белых бинтов, шарообразно окутавших голову самого дорогого для меня человека. — Мамочка, — шепчу я, стараясь согреть в своих руках холодную, безжизненную маленькую руку. Соседка по палате сочувственно советует:
— Ты, дева, громко говори, она ведь всё равно ничего не слышит. Лежит так вот уж третий день. Черепно-мозговая травма у ней, и рёбра сломаны. Доктор-то к ейным губам зеркало подносит, чтоб узнать, дышит ли.
И я опять горячо молю мысленно:
— Господи, не отнимай её у меня! Помоги!
И дрогнули веки, медленно открылись глаза, ничего не выражающие, замутнённые болью. И вдруг в самой глубине зрачков вспыхнули искорки: мама узнала меня! С трудом разлепив запёкшиеся губы, она прошептала:
— Доченька, ты здесь! Ну, вот, теперь я точно не умру.
Мы с отцом плакали и смеялись одновременно.
С тех пор я знаю — Бог есть! Он милостив и всемогущ. И каждый день я не ленюсь повторять: «Отче наш!.. Да святится имя Твое!»

СИНОЗЕРСКИЙ ПУСТЫННИК

Повесть опубликована отдельной книжкой. Рекомендовано к публикации Издательским Советом РПЦ, № ИС 11-112-1340.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Однажды мне, жительнице райцентра, захотелось побывать в самом удалённом уголке Чагодощенского района Вологодской области, в деревне Пустынь, — уж очень много слышала я рассказов о ней. Есть, мол, там «Вещая лужа» и колодец с целебной водой, а ещё говорили, что в XVII веке жил в том месте святой человек — Ефрем Семёнов, в иночестве Евфросин, основавший на берегу Синичьего озера Синозерскую обитель и принявший в 1612 г. от рук польско-литовских захватчиков мученическую смерть. Остались у поклонного креста следы от коленей преподобного Евфросина, денно и нощно молившегося на этом месте о благоденствии Отечества нашего. И теперь паломники, встав на колени в Евфросиновы следы, чувствуют исходящее из них тепло. В народе говорят, что «коленочки» эти не зарастают травой, и каждого, кто искренне молится на этом месте, Господь слышит.
Поездка в Пустынь состоялась. Событие это взволновало меня. Мне захотелось проникнуть мыслью в глубь веков и понять, что же произошло здесь четыреста лет назад. И вот что мне открылось после чтения летописи и жития святого Евфросина Синозерского.

Глава 1

Колокольный звон стлался над Синичьим озером, отражаясь от стволов вековых сосен, поднимался к аквамариновому весеннему небу, переходя в курлыканье журавлей, возвращающихся на обжитые болота Долоцкой веси. Люди, выходя из Благовещенского храма после заутрени, истово крестились на наддверную икону Богоматери и торопились ко двору. Дел было много: скоро пахота. Последним из храма вышел игумен Евфросин. Он остановился на берегу озера, задумчиво смотрел, как над водной гладью клубится туман, слушал шелест озёрных волн в прибрежных камышах. На другом берегу над соснами розовело небо. Ещё немного, и солнце брызнуло золотыми лучами на стволы, и они янтарно засветились.
Преподобный вздохнул. От предчувствия, что недолго осталось ему любоваться красотой Божьего мира, сжалось сердце. От пришлых людей он знал, что рыщут по лесным дорогам отряды пана Лисовского и атамана Заруцкого, пробираясь к Москве на подмогу засевшим в Кремле полякам. Неспокойно было у старца на душе. До сих пор Бог миловал — по всей Руси, что водица, рекой лилась кровь людская, а здесь жизнь, как полноводная река, текла размеренно и спокойно, и лишь иногда захожий богомолец вдруг смущал души прихожан Благовещенского храма рассказом о том, что творится на святой Руси.
К преподобному Евфросину неслышно подошёл молодой инок Иона, тихонько покашлял, чтобы обратить на себя внимание задумавшегося старца, и, когда тот взглянул на него, поклонившись, сказал:
— Честный отче, благослови на озере рыбки половить!
— Господь с тобою, чадо, Великий пост на дворе! Али ты в беспамятство впал?
— Не для вкушения, честный отче: рыбу в деревне на хлеб обменяю. Уж больно много богомольцев у нас, а вернее сказать — беженцев, и с детками. Они кушать просят, а у нас по монастырскому уставу — боровой белый мох, клюква, рябина да брусница.
Иона помолчал, добавил со вздохом:
— Да и в обычные дни уж больно скудно житие наше, отче. Почто так? В других обителях братия хорошо живёт: есть у них и земли, и угодья, и промыслы.
Старец улыбнулся:
— Эх, чадо моё неразумное. Напомню тебе: в Нагорной проповеди Господь сказал: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют, и где воры подкопывают и крадут; но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют, и где воры не подкопывают и не крадут». Если хочешь себе добра и пользы от иноческого послушания, поменьше думай о земном. Ибо для человека, озадаченного собиранием сокровищ на земле, всё духовное становится помехой, и он попадает в полон ко злу, то бишь к антихристу, и гибнет безвозвратно. Да и народная молва гласит: «Сытое брюхо к молитве глухо».
Иона вздохнул, ответил покорно:
— Истинно так. Что ж, отче, благословишь ли?
— Ступай с Богом, деток надо кормить.
Поклонившись, инок направился к озеру, а преподобный хотел было вернуться в храм, но тут на дороге показалась запряжённая в телегу каурая лошадка с седоком в рясе, и вскоре настоятель Шалочской обители отец Вассиан предстал перед старцем:
— Мир вам!
Обрадованный Евфросин обнял дорогого гостя:
— Мир и тебе! Какими судьбами в наших краях, отец Вассиан? Приезжий игумен не спеша ответил:
— Наслышаны мы, честный отче, что в вашей благословенной обители люду всякого много насбиралось, и есть среди них вотчинники боярина Никиты Фёдоровича Годунова из веси Долоцкой.
Согласно кивнув головой, преподобный Евфросин сказал:
— То верно. Ограждено место сие реками и болотами, страшными дебрями лесными, зыбучими мхами, вот и ищут тут люди спасения от польских супостатов — пана Лисовского и изменника Заруцкого.
Игумены направились к широкой скамье, врытой в землю недалеко от озера под развесистыми березами. Усевшись рядом, продолжили разговор.
— А ведомо ли тебе, честный отче, — спросил отец Вассиан, — что среди боярских людей есть один искусный человек, который прошлым летом Тихвинскую обитель расписывал? Имя ему Андрей.
Преподобный Евфросин на минуту задумался, оглаживая руками длинную седую бороду, потом уверенно ответил:
— Нет, отче Вассиан, человек такой мне неизвестен. А хотелось бы узнать. Ведь обитель сия мне — вторая отчина. Там, в храме Успения Пресвятой Богородицы, принял я постриг. Игумен тамошний Иосиф благословил меня на безмолвное житие в Бежецкую пятину. Только и сказал: «Иди, чадо, Бог с тобою!» И, яко птица, полетел я в гнездо своё, имея с собою лишь тело да душу.
Отец Вассиан с почтением в голосе поддержал беседу:
— Да, старче, много с тех пор воды утекло, много трудов праведных пришлось тебе совершить, чтобы на месте сём появилась обитель Синозерская. Но суровый пост и каждодневный труд принесли свои плоды — далёко славится святое место сие, отовсюду идут сюда богомольцы, чтобы от тебя, аки от источника, почерпать святое учение. Преподобный Евфросин ласково улыбнулся:
— Немалая толика трудов есть в нашей обители того, кто основал и Шалочскую пустынь, игумена Гурия, что был до тебя настоятелем. Ох, и потаскали мы с ним дерёв, чтобы возвести сию обитель Благовещенья Пречистыя Богородицы! До сих пор спину ломит! Но не напрасно: места здесь благословенные — душа сама к молитве стремится и слышит ответ Божий на все вопросы.
К мирно беседующим старцам подошёл инок Иона с мешком за плечами, бросил ношу на землю, поклонился игумену Шалочской пустыни и обратился с речью к старцу Евфросину:
— Вот, честный отче, не успел я мерёжу в озеро поставить, как рыбы набилось видимо-невидимо. Просто чудо какое-то!
Лицо инока сияло от радости. Преподобный Евфросин заглянул в мешок:
— Да, Господь щедр на чудеса — рыбы у нас в Синичьем озере полно и летом, и зимой. Лови не ленись. А скажи-ко, инок, знаешь ли ты среди людей боярина Годунова богомаза Андрея?
— Знаю, отче.
— Покличь его сюда.
Иона поклонился, подобрал мешок с рыбой и торопливо зашагал в сторону деревни, а старцы продолжили беседу. Преподобный Евфросин спросил у отца Вассиана:
— На что тебе сей богомаз?
— Хочу, чтобы он у меня в Шалочской пустыни иконы обновил да помог бы от лихих людей обитель оберечь. Которую уже зиму в скудости живём. Крестьяне все из окрестных деревень в Устюжну Железопольскую подались острог строить по зову московского воеводы Андрея Петровича Ртищева. Сей воевода под деревней Батеевкой в зиму 1608 года от ляхов позор потерпел: литва и поляки несчётной силой обошли устюженских и белозерских ратников и посекли их, аки траву. Воевода, дворяне и все люди устюженские затворились в соборной церкви Рождества Пречистыя Богородицы и со слезами просили помощи и заступления себе, одоления супостата. И в то время явление было многим людям, и слышали они глас Богородицы, чтоб православные христиане не устрашилися и не теряли надежды на милость Божию. «Не дам я дому своего на разорение иноплеменникам», — речено было. После сего устюженцы начали делать острог вкруг града своего.
Преподобный Евфросин отозвался:
— Слышал я, что трижды супостаты приступали ко граду, и каждый раз Пресвятая Богородица спасала устюженский люд, отказавшийся служить Тушинскому вору — Гришке Отрепьеву и поклявшийся умереть за веру православную и законного государя.
Отец Вассиан с радостным блеском в глазах продолжил:
— Всё больше людей русских поднимается против польских супостатов. Читал ли ты грамоту святейшего патриарха Московского Гермогена? Заперли его проклятые ляхи в подземелье Чудова монастыря, морят голодом, а он и оттуда по всей Руси через верных людей свои проповеди рассылает. Я и тебе, честный отче, грамоту принёс.
Игумен достал из-за пазухи свиток:
— На вот, читай.
Преподобный Евфросин прочитал вслух: «Малое стадо верных сынов святой Руси, не бойся, яко благоизволил Отец Небесный дати нам царство… Если велики волны и грозна буря, не бойся гибели, ибо на камени веры и правды стоим. Стойте за веру неподвижно, а я за вас Бога молю».
Оба игумена перекрестились, помолчали, каждый про себя обратясь с краткой молитвой к Господу, чтобы Он дал сил непреклонному русскому патриарху противостоять польским захватчикам, дождаться своих освободителей. Не знали они, что эта грамота была последней весточкой от патриарха Московского Гермогена, мученика за землю Русскую.
Отец Вассиан прервал молчание:
— Был я недавно в Устюжне и слыхал, что у князя-воеводы Дмитрия Михайловича Пожарского силы всё растут. Поднимаются за веру православную все окраины: казну собирают, людей ратных снаряжают. Скоро станет под Москвою могучее войско на погибель ляхам. — Дай Бог, дай Бог! — горячо откликнулся преподобный Евфросин.

Глава 2

В это время со стороны деревни показалась группа людей: дородный крестьянин с окладистой бородой, статный парень и старуха-нищенка, ведущая за руку молоденькую девушку, явно бесноватую (девушка тряслась всем телом, вскрикивала, лаяла). Крестьянин поклонился издали, а старуха с плачем бросилась в ноги преподобному Евфросину, заголосила:
— Помоги, честный отче, вдовьему горю! Измаялись мы: бесы замучили дочерь мою Алёнушку!
Старец, привыкший к тому, что каждый день в Синозерскую Пустынь шли и шли люди, спасаясь от нашествия чужеземцев и ища у него помощи, нисколько не удивился, встал со скамьи, осенил крестом женщин: — Благослови тебя Бог, вдовица! Затем он возложил руку на голову девушки и начал читать молитву:
— Да воскреснет Бог и расточатся врази Его и да бежат от лица Его ненавидящие Его. Яко исчезает дым, да исчезнут; яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением…
Во время чтения святой молитвы бесноватая постепенно успокоилась, и когда прозвучало последнее слово, девушка упала на землю и заснула. Старуха благоговейно поцеловала руку настоятелю Благовещенской обители, уселась на землю рядом с дочерью, положила её растрёпанную голову к себе на колени. К старцам подошли почтительно наблюдавшие издали за происходящим люди: крестьянин с очень похожим на него парнем и присоединившиеся к ним Иона и Андрей. — Чудо! Истинно чудо! — воскликнул бородач. — Я, Иван Сума, пять десятков годов на свете живу, а такого не видывал.
Инок, гордясь своим игуменом, громко заявил:
— Да, наш батюшка Евфросин не одно уж чудо явил. К нему болящие со всего свету приходят.
Отец Вассиан уважительно подтвердил:
— Наделил Господь вашего игумена даром исцеления и прозорливости.
— Слава Иисусу Христу! — перекрестился преподобный Евфросин. — Чего вы все тут собрались?
Иона указал рукой на своего спутника:
— Вот, честные отцы, Ондрюшка-богомаз.
Андрей поклонился. Преподобный Евфросин несколько секунд внимательно всматривался в лицо человека средних лет с печальными серыми глазами и русыми волосами с проседью, затем спросил:
— Так ты, человече, в Тихвинской обители служил?
— Истинно так, честный отче.
— А давно ли ты оттуда?
— Прошлым летом я ушёл. Солдаты шведского воеводы Делагардия спалили мою деревню, жену с детками убили, я в это время в монастыре был, икону писал. Войско шведское трижды осаждало обитель, но осады их были напрасны: иноки по ночам усердно молились чудотворной Тихвинской иконе Пресвятой Богородицы, а днём вместе с горожанами храбро отражали врагов. Делагардий сам хотел наказать непокорных тихвинцев и с ещё большим войском подступил к городу. Но Матерь Божия явила чудо: около реки Сяси шведам было видение многочисленного русского войска, окружавшего их со всех сторон, и они с испугу обратились в постыдное бегство.
Преподобный Евфросин во время Андреевой речи согласно кивал головой, словно всё это он видел воочию, затем промолвил торжественно, как на проповеди: — Царица Небесная — Заступница земли Русской. Не раз являла Она чудеса, помогая русскому воинству в защите Отечества. Отец Вассиан обратился к Андрею:
— Стало быть, ты, человече, теперь один остался? Иконописец печально подтвердил:
— Так, отче. Нет у меня ни кола, ни двора, ни семьи.
Игумен Вассиан сочувственно покивал головой и продолжил:
— А что ты скажешь, если я предложу тебе поселиться в Шалочской обители, неподалеку отсюда? Есть у меня для тебя келия свободная и работа. Оплатой не обижу. Коли согласен, сейчас и поедем.
Андрей поклонился игумену, ответил коротко:
— Согласен, отче. В это время очнулась Алёнка, и они с матерью подошли к старцу. Старуха вопросила, протянув к нему руку, словно за милостыней:
— Скажи, честный отче, доколе русским людям горе мыкать? Доколе нам от супостатов по лесам прятаться? Хозяина моего ляхи порубили, избу спалили, ограбили нас до нитки. Сама я с дочкой на реке бельё полоскала, потому и живы остались. Второй год уже бродим по деревням, на пропитание под окнами просим Христа ради.
Старуха заплакала навзрыд. Алёнка обняла её, погладила по голове, сказала утешительно, будто дитя уговаривала:
— Не плачь, матушка, я теперь здорова, работать буду, авось не пропадём.
Статный парень так и прикипел к ней глазами: уж больно хороша была девка. Стал он просить отца:
— Батюшка, может, возьмём их к себе? Изба у нас просторная, и хлеб нынче уродился.
Иван Сума вздохнул сочувственно, обратился к старухе:
— Эх ты, горе-горькое, вдовица сирая. Коли не погнушаешься нашим хлебом-солью, ступай к нам жить. Я тоже вдовец, жёнка моя померла прошлой зимой. Будешь нам по хозяйству помогать, а Алёнку твою мы с Емелей за дочь и сестру признаем.
Старуха опять прослезилась, но теперь уже от радости:
— Спаси Христос вас, добрые люди. Мы с дочкой не привередливы. Хозяйство у нас большое было. Трудились от зари до зари, всё умеем. Так что обузой вам не будем. Обе женщины низко поклонились Ивану. Было видно по всему, что старцу Евфросину их разговор пришёлся по душе, он огладил бороду и с увлажнёнными глазами обратился ко всем:
— Ну, вот и слава Богу, чада мои, не дали душенькам православным пропасть. Вот ежели так все люди русские будут помогать друг дружке, да на камени веры стоять твёрдо, как учит патриарх Гермоген, да вокруг князей русских, за Отчизну болеющих, сплочаться, то победим супостата. Чую я: недолго ляхам осталось бесчинствовать на земле нашей. Скоро уже Русь православная ляшских волков кровожадных прогонит из своих пределов, аки псов шелудивых, и возсияет солнце правды и веры христианской над многострадальным Отечеством нашим. А теперь ступайте с Богом, братия, по домам своим, ночь близка. Прощай, отче Вассиан.
Игумены обнялись на прощанье. Все по очереди подошли под благословение старца и отправились восвояси, а преподобный Евфросин пошёл в храм, чтобы совершить вечернюю молитву. Лучи предзакатного солнца окрасили стены обители в кровавый цвет, и снова сжалось сердце прозорливого старца от страшного предчувствия.

Глава 3

В храме царили полумрак и тишина, пахло истаявшим пчелиным воском, подобно крыльям бабочки, трепетал огонёк лампадки перед ликом Спасителя. Старец зажёг свечу пред Казанской иконой Божией Матери, встал на колени, привычно осенив себя крестным знамением, и вполголоса обратился к Той, кого почитал не менее самого Спасителя:
— О, Пресвятая Госпоже Владычице Богородице! Со страхом, верою и любовию припадающе пред честною и чудотворною иконою Твоею, молим Тя: не отврати лица Твоего от прибегающих к Тебе, умоли, милосердная Мати, Сына Твоего и Бога нашего, Господа Иисуса Христа, да сохранит святую обитель сию!
Сохрани и спаси, Госпоже, Великаго Господина и Отца нашего Гермогена, Святейшего Патриарха Московского и всея Руси, и вся Преосвященныя митрополиты, архиепископы и епископы православныя. Умоли, всесильная христиан Помощница и Заступница, Сына Твоего и Бога нашего, да сохранит Церковь Свою святую непоколебиму, да соблюдёт от неверия, ересей и раскола да избавит.
Спаси, Госпоже, и помилуй нашу землю, угнетённую от врагов лютых! Даруй, Матерь Божия, победы доблестному вождю ратей русских князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому! Утверди нас в вере Христовой и во усердии ко Православней Церкви, вложи в сердца наша дух страха Божия, дух благочестия, дух смирения, в напастех терпение нам подаждь, к ближним любовь, ко врагом всепрощение, в добрых делех преуспеяние. Избави нас от всякого искушения и от окамененнаго нечувствия, в страшный же день Суда сподоби нас ходатайством твоим стати одесную Сына Твоего, Христа Бога нашего, Ему же подобает всякая слава, честь и поклонение со Отцем и Святым Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь. Старец замер, простёршись на полу, и вдруг полумрак храма рассеялся от сияния, изошедшего от иконы Пресвятой Богоматери, а слуха его коснулся глас неизреченный:
— Раб Божий Евфросин, готовься покинуть юдоль земную и пополнить рать Христову. Завтра на месте сём свершится кровопролитие. Русские люди мечом польским будут сгублены, аки колосья серпом гнева Божьего сжаты: юноши и девы, старцы и младенцы, и всяк возраст. Но не будет позабыта обитель сия ни Богом, ни людьми. Многие человецы обретут здесь веру, души исцеление, а ты — жизнь вечную.
Преподобный Евфросин поднял залитое слезами лицо к Священному образу Богоматери и, потрясённый милостью Божией, произнёс слова благодарности, исторгнутые из самого сердца:
— Благодарю тебя, Заступница Всеблагая!

Глава 4

Лишь только первые лучи утреннего солнца засияли над Синозерской пустынью, колокольный звон поплыл над озером, над соснами. Далеко слышимый в округе, созывал он местных жителей и богомольцев к обители.
Люди один за другим потянулись к храму, где их встречал преподобный Евфросин, облачённый в схиму. Он стоял у креста возле стен обители с лицом суровым и отрешённым от земного бытия. Когда деревенские жители и богомольцы окружили его большой толпой, старец заговорил:
— Братья и сестры мои возлюбленные во Христе! Из-за грехов наших пришёл на великую Россию лютый зверь плотоядный и кровопийца Гришка Отрепьев, и возмутил, окаянный, всех и привёл с собою проклятых ляхов. И бысть оттого великое гонение всему православному христианству. Мы с вами, братие, укрылись от супостатного меча в обители Пречистыя Богородицы и жили трудами и молитвами. Но вот окончилось мирное житие наше. Кто из вас хочет избежать напрасной смерти, тот пусть уходит из обители Пречистыя Богородицы. Спасётися от великой беды: скоро придут злые супостаты до сего святого места.
Из толпы раздались выкрики: — Почто же ты не уходишь?
— Один спастись хочешь!
Старец смиренно ответствовал:
— Я пришёл Христа ради умереть на святое место сие.
Иона протиснулся сквозь толпу, встал рядом с преподобным, крикнул:
— Православные, слушайте старца прозорливого. Он знает, что говорит. Все уходите отсюда, и я с вами, — он поклонился старцу. — Прощай, честный отче.
Люди, поклонившись старцу, стали торопливо расходиться. Лишь Иван Сума не спешил уйти. Преподобный Евфросин обратился к Ионе, ожидающему его благословения:
— Остановись, брате Ионе. Для нас с тобой ныне время благоприятно — близится день спасения. Чего ты боишься? Лютости супостатов? Но что есть лютость? Смерть ли? Все когда-то умрём. Ограбления? Но разве есть у нас с тобой что грабить? Тюрьмы? Но и она стоит на Господней земле. Оболгания? Но в Писании сказано: «Радуйтесь, когда злое на вас напрасно говорят, ибо воздастся вам на небесах». Не устрашимся, брате Ионе, маловременного страха ради любви Христовой. На то мы и призваны сюда, чтобы умереть на месте сём святом. В Библии сказано: «Претерпевший до конца, тот спасён будет»! Иона с раскаянием в голосе попросил старца:
— Прости меня, малодушного, честный отче. Я остаюсь в обители.
К ним подошёл Иван Сума:
— И я с вами.
В это самое время послышалось ржание коней, звон оружия, и из леса появился небольшой отряд конных и пеших людей, впереди которых на добром коне ехал шагом воин с обветренным лицом, вислыми усами, в казачьем жупане и шапке с галунами — явно атаман. По его команде отряд разделился: большинство всадников поскакало в деревню, а остальные, конные и пешие, окружили старца и Иону. Иван Сума увернулся от ляха, наезжавшего на него конём, поднял с земли дубину и бросился на врагов. Ему удалось сбить с лошади одного всадника, но двое других поляков окружили его и изрубили саблями. Иван упал, обливаясь кровью. Иона попытался помочь Ивану — он выхватил саблю у одного из врагов, отвлёкшегося на сражающихся, и бросился на атамана. Тот достал из-за кушака пистоль и в упор застрелил инока, затем спешился и подошёл к неподвижно и молча стоящему старцу:
— Я атаман Заруцкий. Старче, дай нам имение монастыря твоего.
Преподобный Евфросин, без страха глядя прямо в глаза супостату, негромко ответил:
— Всё имение монастыря сего и моё в церкви Пречистыя Богородицы. Лях ударил саблей старца, тот упал, враги бросились в церковь, но вскоре выбежали обратно. Заруцкий, скверно ругаясь, в ярости пнул тело преподобного:
— Мерзкий старик, ты обманул нас! Там нет ничего, кроме расписанных досок!
Ляхи начали яростно пинать безжизненное тело, потом один из них ударил старца чеканом, раздробив ему голову, и враги отправились разорять деревню. Вскоре ветер принёс к Синичьему озеру запах гари. Море огня захлестнуло и осквернённую, подожжённую супостатами Благовещенскую обитель.
Некоторым деревенским жителям всё же удалось спрятаться в лесу, и они благополучно пересидели вражеское нападение. Среди них был и Емельян, который спасал Алёнку с матерью. Он вернулся, когда отряд Заруцкого продолжил свой поход на Устюжну, и увидел лишь обугленные останки обители да окровавленные тела убитых людей вокруг неё. Упал Емеля на колени возле порубленного супостатами батюшки, стал переворачивать его лицом к небу, и вдруг Иван Сума очнулся. Он со стоном сел, обхватив окровавленную голову руками. К счастью, удары вражеских сабель оказались не смертельными. Обрадованный Емельян перевязал отцу раны, помог встать. Вместе они оплакали и предали земле останки преподобного Евфросина, «приведшего самого себя яко овча на заколение», принявшего мученическую смерть от рук польских супостатов во имя торжества Православия на святой Руси в год 1612 от Рождества Христова, во второй день апреля месяца.

ЭПИЛОГ

И свершилось всё по слову Пресвятой Богородицы: не позабыта Синозерская Благовещенская обитель ни Богом, ни людьми. Не иссякает ручеёк паломников, ежегодно стекающихся к месту гибели преподобного Евфросина Синозерского. Многие обрели здесь веру, души и тела исцеление, а прозорливый старец — жизнь вечную. В светлых водах Синичьего озера отражается возрождённая обитель, и далеко окрест разносится серебряный звон её колоколов, взывая к людской памяти. И уже пятую сотню лет тысячи православных людей обращают к святому Евфросину своё искреннее и чистое моление о богохранимой державе Российской и людях её.