Вот такая она — жизнь... Татьяна Овчинникова

Счастливые

В бригаде их было семеро: шесть мужчин и одна женщина. Одна, но какая! По паспорту — Елена Васильевна, а в жизни — Ёлка. И действительно, эта большая, крепкая, коротко стриженная женщина была колючей, как ёлка: прямолинейной, резкой, способной любому сказать в глаза всё, что о нём думает. Мужчины побаивались её въедливого характера и старались не попадаться под руку, но при этом уважали, зная, что она слов на ветер не бросает и в беде не бросает тоже.
Бригада работала по двенадцать часов в две смены: «день через день». Перед работой все собирались в вагончике, надевали жёлтые жилеты, брали мешок с едой, сигнальные флажки, инструменты и отправлялись на железную дорогу. В народе их называли путейцами, а в трудовую книжку записывали как монтёров пути железнодорожного транспорта. Обточка и смена рельсов, выправка шпал, перешивка, ремонт крестовин… — работа серьёзная, от которой зависит жизнь пассажиров, тяжёлая, в основном ручная — слабакам не под силу.
Человек привыкает ко всему, к тяжёлому труду тоже. Елена Васильевна за пять лет научилась выносливости и терпению — привыкла. Дома её ждала старая дворняга, найденная недалеко от железнодорожных путей с перебитыми лапами, вылеченная, вынянченная — спасённая и получившая кличку Трезор. Возвращаясь с работы, Ёлка непременно заходила в магазин и покупала для своей любимицы что-нибудь вкусненькое, например, ливерную колбасу, чтобы побаловать бедолагу. Так и жили. Вдвоём…

Отработав смену, Ёлка лежала на диване и смотрела очередную серию мелодрамы. Раздался звонок — Трезор тявкнул. Лена нехотя встала и пошлёпала босыми ногами к двери.
— Кто там? – спросила по привычке. — И, не дожидаясь ответа, щёлкнула замком.
Мужчина лет сорока протянул конверт:
— Это вам.
— Мне?! – удивилась Ёлка. — От кого?
— От больного нашего. Я врач-нейрохирург и ваш сосед по площадке одновременно. Из двенадцатой квартиры. Вы, наверное, и не замечали меня?
— Я на мужчин внимания не обращаю, — ответила Лена, открывая конверт. На листочке было написано только пять слов: «Леночка, Ленчик, сестрёнка, забери меня».
У Ёлки заколотилось сердце: Ленчиком в детстве называл её отец. Хозяйка пригласила незнакомца в комнату, и тот рассказал, что в клинике лежит парень, частично потерявший память после автокатастрофы. В его записной книжке нашли фотографию, на обратной стороне которой надпись: «Саратов. Детский дом № 2. Сестрёнка». Врач признался, что, увидев это фото, вспомнил про Лену: уж очень явным показалось сходство девушек. Своим «открытием» поделился с коллегами — теперь весь медперсонал просит Лену выдать себя за сестру больного (как выяснилось, в данный момент та живёт за границей, и адрес её никому не известен). Незнакомец протянул хозяйке небольшой снимок. С него улыбалась девушка, действительно, очень похожая на Ёлку.
— Да… Интересная история. И что же мне теперь делать? — спросила она.
— Вы можете ничего не делать, а можете поддержать парня, пока память к нему не вернётся. Детдомовский же — родных больше нет. Он лежит в десятой палате. Фамилия Левицкий, зовут Иваном.
Мужчина ушёл, оставив хозяйку в состоянии недоумения и смятения.
О случившемся Ёлка не сказала никому. На следующий день, отработав смену, накупила фруктов и пошла в больницу. Иван стоял у окна. Услышав шаги, повернулся и… бросился обнимать «сестру». Почувствовав внезапную жалость к человеку, потерявшему прошлое, девушка откликнулась на объятия.
Вскоре Ёлка забрала «брата» домой. Трезор, увидев нового жильца, сначала принял угрожающую позу, но, почувствовав доброе к себе расположение, улёгся у ног мужчины. С этой минуты собака и человек стали друзьями. Каждое утро в одно и то же время пёс подходил к дивану, на котором спал хозяин, и тихо поскуливал, надеясь таким образом разбудить его. А когда тот открывал глаза, Трезор начинал радостно прыгать, пытаясь лизнуть в нос. Наблюдая эту картину, Ёлка улыбалась и думала: собаку не обманешь — добрый человек поселился в нашем доме.
Иван никогда не сидел без дела: починил розетки, отремонтировал приёмник и даже обои переклеил в прихожей. Любую работу выполнял с удовольствием. Однажды, возвращаясь с прогулки с четвероногим другом, притащил гитару без струн. А через несколько дней она была как новенькая и в руках умельца послушно зазвучала.
Им было хорошо вместе, и постепенно Лена начинала понимать, что любит. Любит названного брата не как брата, а как мужчину. От этой мысли сердце начинало биться сильнее, а в голове стучало. Иван тоже заметил в себе перемены: ему хотелось обнять Лену, поцеловать. При этой мысли всё внутри переворачивалось и бунтовало. В такие моменты он, не говоря ни слова, подзывал собаку и уходил с ней в парк.
Время шло. Никто из путейцев не знал о случившемся. Только заметили, что Ёлка спрятала колючки, повеселела, посвежела, отрастила волосы, прикупила новую одежду.
— Ёлка, ты влюбилась, что ли? — подсмеивались они. — И кто же этот несчастный? Гляди... не задави его своим авторитетом? — Сбежит! Враз сбежит!
В ответ девушка только улыбалась, и это тоже было удивительно: раньше она обязательно давала отпор шутникам. Но однажды тайна раскрылась: Иван и Трезор пришли встречать Лену прямо к вагончику. Увидев «кавалера», путейцы, охочие до крепкого словца, не выдержали.
— Мать твою за ногу, — удивился бригадир Фомич. — Надо же, какого отхватила! Сама здоровая, а он… прямо птенчик по сравнению с ней. А худющий-то!
Самый старый путеец по прозвищу Шпала крякнул, почёсывая затылок:
— Да… Дела… Неужто любовь? А что? — Любовь, как говорится, зла…
Вся «команда» дружно рассмеялась.
Иван и Лена удалялись, держа друг друга за руки, — пристальные взгляды путейцев, которым Ёлка за пять лет совместной работы стала как сестра, буравили им спины. Оба это чувствовали, но не повернулись.
— А что, Фомич, не пора ли к свадьбе готовиться да о замене Ёлки подумать? Уйдёт ведь! Как пить дать, уйдёт, — предположил Егор, сорокалетний монтёр, имеющий опыт общения с женщинами. — Глаза-то их видели? Как смотрели друг на друга! Аж мурашки по спине побежали! И когда успела? На свиданку бегать, вроде, сил нет после этакой адской работы… Вот бабы! Их за хвост держишь, а они меж пальцев проскальзывают. Вот и моя такая: только замечать перестанешь — глядишь, а она… носик припудрит, юбку на барабан натянет и пошла… К подружке, говорит, а сама, небось, налево. Верите ли, мужики, стал подумывать о женитьбе. Вот ведь напасть какая! Аж во сне вижу себя женихом. Просыпаюсь в холодном поту.
Шпала посоветовал:
— А ты не думай, женись и всё тут. А то останешься бобылём до скончания веку. Год – два — и никому не нужен будешь с такой-то нагрузкой. Небось, и сейчас с бабами едва справляешься?
Мужики опять рассмеялись и Егор вместе с ними.

С каждым днём Ёлка всё больше и больше привязывалась к Ивану, грустные мысли навещали её всё чаще и чаще, а вечный вопрос «что делать?» не находил ответа.
Путейцы стали замечать печаль в глазах Ёлки.
— Мужики, надо спасать девку, — предложил Шпала. — А то по рассеянности, не дай Бог, травму получит. Что тогда делать будем? Себя винить?
— Надо этому птенчику перья пощипать, чтоб не обижал нашу Ленку. Такая девка!. . Поискать — не найдёшь! Давайте гулянку устроим, день рождения, например, — его позовём да потолкуем, — предложил Егор.
На том и порешили. Узнав у Ёлки день возвращения Ивана из рейса (он работал проводником), Фомич предупредил:
— В среду у моей Настасьи день рождения — всю бригаду приглашала. Ждать будет. Приходите.
Среда наступила быстро. «Брат с сестрой» пришли вовремя. Именинница, принимая подарок, как-то странно улыбнулась, но Лена ничего не заподозрила.
За столом произносили немногословные тосты, пили, ели, вспоминали смешные случаи, рассказывали анекдоты. Наконец Фомич сказал:
— Всё, мужики, перекур. Айда во двор. Пусть бабы тут порядок наведут, чтобы мы вернулись к чистому столу. Гляньте, какое свинство развели!
Сидя возле дома — кто на скамейке, кто на брёвнышке, кто прямо на траве, — затеяли разговор. Начал Фомич:
— А что, Ванька, любовь у вас с Ёлкой али как? Ты смотри, мы нашу девку в обиду не дадим. Если что задумаешь, шею враз намылим.
Егор посоветовал:
— Ты… это… женись. Я вот тоже собрался. В один день свадьбу сыграем.
Иван с удивлением слушал мужиков, не понимая, о чём речь.
— Да вы что? С ума что ли сошли? Какая свадьба? Сестра она мне.
Витёк, который обычно редко вступал в разговор, не выдержал:
— Какая сестра? Ты чё? Нет у неё брата и никогда не было. Точно знаем. Рассказывай-ка, что да как. Откудова ты, такой красивый, взялся да братом назвался.
Историю Ивана выслушали молча. Фомич, качая головой, охал:
— Ох, неладное дело! Надо всё на свои места поставить. Егор, поди-ка — позови Ёлку. Чем дальше, тем страшнее будет. Просветлить темноту надобно.
Ничего не подозревающая Лена пришла быстро и весело спросила:
— Что у вас тут? Собрание? Конференция? Совещание?
— Знаем, что умная, образованная. Догадались уж. Не сыпь словами. Мы по-простецки, по-мужицки привыкли, — начал Фомич. — А скажи-ка нам, Елена Васильевна, почему ты Ивана обманываешь, сестрой называешься? Не пора ли угомониться да правду сказать. Ведь нет у тебя брата. Кончай врать, девка. Себе хуже делаешь, уж поверь опытному. Враньё до добра никогда не доводит.
Ёлка расплакалась — Иван всё понял. Он резко развернулся и зашагал прочь от дома. Фомич не стал останавливать его, а Ёлку, которая уже сорвалась с места, чтобы догнать «брата», придержал за руку.
Стой, дочка! Поверь старику — так лучше. Пусть подумает. Если есть у него к тебе чувства какие-никакие, вернётся. И тогда всё будет по-другому, честно. Другими глазами на тебя посмотрит, не как на сестру — как на женщину. Ведь ты-то любишь его…
Ёлка плакала, уткнувшись Фомичу в грудь. Потом внезапно всхлипывания прекратились.

Дни тянулись. Трезор грустил и, слыша шорохи или шаги в общем коридоре, с надеждой поглядывал на дверь: ждал. Ёлка тоже не переставала ждать и надеяться. Узнала она, что Иван брал отпуск за свой счёт и ездил в детский дом, что вернулся в общежитие, где жил до аварии. Однажды даже видела его под окном, у подъезда, на скамеечке.
Прошло три недели ожиданий. Воскресным вечером, когда Ёлка, натянув на себя одеяло, лежала на диване и безучастно смотрела в потолок, в дверях щёлкнул замок. Трезор вскочил и радостно затявкал. Вошёл он, Иван — сердце у Ёлки неистово забилось. Она бросилась навстречу неожиданно появившемуся счастью и замерла у него на груди.
Иван прижал Лену к себе и дрожащим голосом прошептал:
— Ленчик, прости. Не могу без тебя! Нужна ты мне... очень. Люблю я тебя... — И выдохнул: — Как же хорошо, что ты не сестра мне!
Они стояли, обнявшись, как будто боялись потерять друг друга. Трезор бегал вокруг них и радостно лаял: он тоже был счастлив.