Цветы асфальта. Людмила Ворожищева

Когда-то это должно было случиться. Но почему-то произошло только сейчас, хотя уже двадцать с лишним лет назад всё было видно и понятно.

Я вела машину по тряской просёлочной дороге и глотала слёзы обиды. Но, если рассудить трезво, обижаться мне следовало исключительно на себя, на свою многолетнюю слепоту и добровольные шоры… Тогда, двадцать лет назад, мой Ромка впервые привёз меня в качестве невесты знакомиться с родителями.
О своей семье будущий муж рассказывал мало и неохотно. Я знала, что живут они в посёлке, держат кур, кроликов и большой огород. Отношения между родственниками, мягко говоря, не слишком тёплые. А обе сестры — и старшая, Любка, и младшая, Ксюха, — готовы выйти замуж за кого угодно, лишь бы сбежать подальше от дома. Но среди местных ребят охотников взять девиц в жёны пока не нашлось, а в город отец их ни за что не отпускал. Все эти сведения, разумеется, не сулили радужных впечатлений от предстоящей встречи. Но действительность превзошла все ожидания.
— Как, говоришь, тебя зовут? Ки-ира? — переспросил мой будущий свёкор. — Хоро-ошее имя! Кирять, стало быть, будем!
— А у тебя одно на уме! — с застарелой безнадёжной злобой откликнулась его супруга. — Никак не накиряешься… А ты не стой в дверях, невеста без места, иди-ка, помоги Любке на стол накрыть.
Старшая из сестёр недовольно фыркнула и сунула мне в руки стопку мокрых тарелок:
— Протирай! — и демонстративно вышла из кухни.
Тут бы мне и понять, что это люди из другого мира и они никогда не станут мне по-настоящему родными. Но рядом сидел и ободряюще улыбался мой Ромка, такой обаятельный, такой любимый… И я заставила себя думать, что жить мне предстоит с ним, а не с его семьёй.
За последующие годы мои отношения с родителями и сёстрами мужа сформировались в обоюдную сдержанную неприязнь. Мы не скандалили, не высказывали друг другу недовольства, но старались общаться как можно реже. Ромка ездил в посёлок на неделю-другую весной и осенью: «старикам», так называл их мой муж, требовалась помощь по хозяйству. Возвращался он уставший и какой-то чужой. Обычно нужно было несколько дней, чтобы я смогла увидеть в супруге прежнего любимого и любящего человека. И даже появление на свет сына ничего не изменило: к первенцу-внуку новоиспечённые бабушка и дедушка отнеслись довольно равнодушно. Толик поначалу не без удовольствия гостил в посёлке. Ему нравилось гладить и кормить кроликов, наблюдать за цыплятами, лакомиться первой клубникой. Отсутствия нежности со стороны хозяев дома малыш как будто не замечал: ему вполне хватало любви папы и мамы.
Однажды, когда Толику исполнилось одиннадцать, мы были приглашены на очередной день рождения свекрови. За столом речь по обыкновению шла об огороде, живности, рецептах солений… Именинница не без гордости заявила:
— Знаете, почему у меня огурчики в банках всегда такие крепенькие? Потому что я ложу в каждую две ложки водки!
— Бабушка, почему ты говоришь «ложу»? — удивился Толик. — Правильно же «кладу»!
— Мал ещё старших поправлять, сопляк! — разозлился дед. — Пошёл бы лучше клубнику прополол, бездельник. Лопать, небось, горазд! — Хорошо, я больше не трону вашей клубники, — спокойно ответил Толик. С тех пор он находил любые предлоги, чтобы не ехать с нами в посёлок.

***
Для сегодняшнего визита Толик подобрал достаточно весомую отмазку: ему надо было готовиться к зачёту. А значит, нести семейную повинность мне предстояло за двоих.
На столе, как всегда, стояли соленья, свежие овощи, розоватый самогон и жаркое из крольчатины. — Всё своё, ничего не купленное! — в который раз провозгласил свёкор. — Ну, мать, за тебя! Кстати, ты это Ваську ешь! — он кивнул на дымящуюся кастрюлю, из которой хозяйка дома накладывала себе в тарелку крупные куски.
— Ничего подобного, Ваську мы позавчера съели. А это жаркое из Фроськи, — возразила Ксюха.
Я вспомнила доверчивую, совсем ручную крольчиху Фроську и почувствовала, как к горлу подкатывает комок. Стараясь не привлекать внимания, потихоньку выбралась из-за стола и выскочила наружу. Несколько судорожных глотков свежего воздуха растворили тошноту, но возвращаться в душную комнату не хотелось. Я присела на скамейку под раскрытым окном и услышала то, что явно не предназначалось для моих ушей.
— Маманя, ну почему ты мою Киру так не любишь? — спросил уже изрядно подвыпивший Ромка.
— А за что же мне её любить?! Вы уже больше двадцати лет женаты, а она ни разу по своей воле к нам на огород не приехала! Ни одной травинки из земли не выдернула! Люди рассаду высаживают, а у ей то сессия, то курсы, то поездки бесконечные…
— Всё учится она, гляди-ка! — подала голос Ксюха. — Видать, тупая у тебя жена, если в одном институте её не выучили, второй понадобился.
— Баба должна своё место знать! — отозвался свёкор. — Вышла замуж, так и живи ЗА мужем. А твоя всё вперёд выскочить норовит. Я тебе ещё тогда говорил: выбирай жену не в хороводе, а в огороде. Это же народная мудрость! Я замерла в ожидании: вот сейчас мой любимый за меня вступится! Вот сейчас он скажет что-нибудь вроде: «Ну, не всем же в земле копаться! Зато она знает три иностранных языка и водит экскурсии по всему свету!»
Но Рома молчал. Вместо него опять вмешался свёкор:
— Да и теперь не поздно что-то решить. Толяну твоему алименты уже не требуются, а сам ты ещё не старый, за жениха сойдёшь. Бросай свою Кирку и возвращайся в посёлок. Мы тебе нормальную, работящую девку подберём, этого добра вокруг как грязи! Вырастили деток, называется, помощи ни от кого не дождёшься! Любка замуж вышла, свалила за тридевять земель, всё фотографии шлёт: то в шубе песцовой, то в иномарке… Хвастается! А что нам-то с её песцов? Отцу с матерью когда-никогда копеечку прислать и не подумает! Ксюха, того и гляди, вслед за сестрой из дома рванёт. Одна надежда на тебя. Так что давай, решайся!
— Так ведь это… сын у нас, — принялся неуверенно оправдываться Ромка.
— А что сын? Такой же, как и его мать. Студент-белоручка. Здоровый лоб, девятнадцать лет, я в его годы уже семью кормил!
«Ну, хоть за Толика заступись!» — мысленно взмолилась я. Но Рома по-прежнему молчал.
— Ой, поглядите на него, семью он кормил! — встряла свекровь. — Пропивал больше, чем в дом приносил!
— Заткнись! — рявкнул свёкор. — Тебя спросить забыли!
Начиналась привычная, знакомая до оскомины перепалка. Стараясь не расплакаться от душившей меня обиды, я подошла к мужу и протянула руку:
— Ключи! Ключи от машины!
Не глядя в глаза, Ромка вложил мне в ладонь связку ключей. Если бы в тот момент он попытался меня удержать или уехать вместе со мной, может быть, всё сложилось бы иначе…

***
Я гнала свою железную лошадку, почти не разбирая дороги, и опомнилась только через час, когда окончательно стемнело. По моим расчётам, просёлок давно уже должен был соединиться с городской магистралью, но включённые фары освещали всё тот же унылый пейзаж вокруг. Я так и не поняла, в какой момент сбилась с пути.
Внезапно мотор чихнул и заглох. Я взглянула на спидометр: стрелка рухнула до нуля. Пошарила в сумке в поисках мобильника, чтобы позвонить сыну или брату, и с ужасом обнаружила, что моего спасителя-телефона там нет. Видимо, остался в доме родителей мужа. Только выйдя из машины и оглядевшись, я осознала всю катастрофичность своего положения. Одна, посреди степи, ночью, без всякой связи с миром и без малейшей надежды выбраться из этого кошмара самостоятельно… А вокруг ни души, ни намёка на присутствие человеческого жилья!
Я обошла автомобиль и вдруг заметила вдалеке, почти у самого горизонта, цепочку огней. Значит, там люди, а где люди — там крыша над головой, вода, еда, бензин для моей колымаги… И уж наверняка возможность связаться с близкими! Выбора не осталось, надо было идти туда пешком и просить о помощи.
Огоньки оказались дальше, чем я предполагала. Вот уже три часа, изнемогая от усталости, я шла им навстречу. Вдобавок небо заволокло тучами, и я просила Провидение, чтобы не начался дождь. Тогда ситуация, и без того невесёлая, могла ухудшиться в разы! Видимо, моя жаркая мольба была услышана где-то наверху: облака нехотя расползлись и на небо выкатилась огромная круглая луна. В её скуповатом свете я вдруг увидела на расстоянии двух десятков метров какое-то белое четвероногое существо. Это был маленький, размером с пони, ослик-альбинос. Около него явно угадывалась человеческая фигура.
Господи, наконец-то! Неужели дошла?!
Я бросилась навстречу своим спасителям — откуда только силы взялись? — и лишь тогда, приблизившись, в тусклом свете луны разглядела рядом с осликом странную особу неопределённого возраста. Незнакомка была одета, мягко говоря, необычно: лыжные штаны заправлены в щегольские лакированные полусапожки, из-под мужского пиджака торчала пёстрая ситцевая блуза, вокруг шеи болтался длинный шарф крупной вязки. И завершала этот наряд кокетливая шляпка с вуалью. Но это был живой человек, поэтому всё моё измученное естество возликовало. — Здравствуйте! Меня зовут Кира. Я сбилась с дороги, и мне очень нужна ваша помощь.
Незнакомка погладила ослика между ушей:
— Что скажешь, Белкин? Она тебе нравится? Похоже, ей и в самом деле сильно не повезло. Так часто бывает во внешнем мире. Пожалуй, возьмём её с собой, пусть переночует у нас, а потом решим, что делать дальше.
— Спасибо! — обрадовалась я. — А как вас зовут?
— Нас уже давным-давно никто никак и никуда не зовёт, — грустно откликнулась странная особа.
«Ненормальная какая-то», — промелькнуло у меня в голове.
— Да-а! — словно подслушав мои мысли, кивнула она. — Я городская сумасшедшая. Но ты не бойся, я не буйная. Да и выбора у тебя всё равно нет. Ты умеешь готовить яичницу? Я очень люблю яичницу на завтрак.
— Конечно! Это же очень просто! Но всё же, имя у тебя есть?
— А как же! Прекраса. Правда, мне оно очень подходит?
— Д-да, — неуверенно подтвердила я.
— Врать не умеешь, так я и думала, — вполголоса пробормотала моя новая знакомая, почему-то потирая затылок. — Ладно, пошли. Подойдём к городским воротам, дождёшься, когда туча закроет луну — и сразу прячься за моей спиной, а то не впустят.
Огромные чугунные ворота и в самом деле были заперты. Прекраса изо всех сил застучала по ним обоими кулачками:
— Э-эй! Открывайте! Спите, небось, на посту?!
— Кто это? — раздался сонный голос по другую сторону ворот.
— Да это же наша чокнутая, ты новенький, ещё не знаешь. У них, у психов, в полнолуние всегда обострение бывает. Открывай, ей можно, — прозвучал второй голос, принадлежавший, по-видимому, человеку постарше.
Створы распахнулись. Примерно часа за полтора мы добрались до дома Прекрасы. Признаться, я ожидала увидеть запущенный грязный клоповник — а как иначе могло выглядеть жильё городской сумасшедшей? — и была приятно удивлена, попав в тесноватую, но уютную и чистую комнатку. Хозяйка, застелив свежим бельём единственную кровать, молча вышла. Я хотела спросить: «А как же ты?», но почувствовала, что сил не хватит даже на это…