Рассказы о Китае. Вера Сытник

Художник

К вечеру жара спадает.
Жители ближайших домов, словно ручейки, бегущие вниз, стекаются по тротуарам на городскую набережную, где в это время особенно прохладно, чтобы потанцевать здесь под музыку. Для этой цели многие приносят с собой магнитофоны. Кто-то занимается зарядкой, тоже под музыку, кто-то просто гуляет. Небо без единой звёздочки. В чернеющей дали оно сливается с морем, в котором мелко сверкают огни плавучих рыбацких домиков, всегда на одном и том же месте, да моргает синим глазом маяк на далёком острове. Сияет полная луна, освещая жёлтую, дрожащую на воде дорожку, танцует фонтан, руководимый негромкой музыкой, горят высокие фонари, соревнуясь с надменной небесной красавицей, в воздухе пахнет рыбой. Атмосфера пронизана ожиданием ночи и ощущением долгожданного покоя.
Иногда сюда приходит пожилой китаец, привлекающий внимание не столько своим белым шёлковым костюмом в национальном стиле, что уже необычно на фоне разношёрстной публики, сколько гигантской белой кистью почти с него ростом, которую он держит в одной руке, и круглым жёлтым пульверизатором в другой. Мужчина останавливается под фонарём недалеко от фонтана, куда не долетают брызги, прислоняет кисть к столбу, кладёт на землю пульверизатор, делает для разминки несколько плавных движений из тайцзи-цюаня и, приняв сосредоточенный вид, приступает к удивительному, на мой взгляд, занятию.

Прыснув из пульверизатора водой на волосяной пучок своего орудия, он берёт кисть в правую руку впереди себя, левую убирает за спину и начинает писать иероглифы. Сверху вниз, по одному в каждом квадрате набережной в той её части, на которую падает свет от фонаря. Вокруг него быстро собирается толпа. Люди стоят, с удивлением наблюдая за тем, как проворно он двигает кистью, и беззвучно шевелят губами, пытаясь прочесть написанное. Кисть то скользит, едва касаясь поверхности гранита, то застывает, распластавшись на нём веером, то вдруг отрывается от него с такой стремительной резкостью, что ты на секунду теряешь её из виду и облегчённо вздыхаешь, когда она с не меньшей виртуозностью опускается вниз, в то самое место, откуда только что взлетела. Следя за быстрым появлением размытых водяных знаков на граните, с нетерпением ждёшь, когда они оживут, ненадолго заблестев своими округлыми контурами, и тут же высохнут, не оставив после себя и следа. К тому моменту, как искусный мастер начинает третий столбец, первый почти полностью исчезает.
Странная завораживающая картина! Чёрное небо, жёлтая луна, оранжевый свет фонаря, художник в белой одежде и с белой кистью в руках и эти мокрые иероглифы, на несколько минут проступающие сквозь серость гранита и тут же пропадающие в нём, сжимаемые со всех сторон сухостью камня. Только что он был полон экспрессии сложных линий, и можно было прочитать «Будьте внимательны к своим мыслям — они начало поступков», только что кто-то тихо произнёс «Лао-цзы!», как снова пустота и снова каменная серость, словно и не было ничего! И опять быстрый щелчок пульверизатора, небольшой взмах кисти, изящное прикосновение её тонкого конца к граниту — и новый иероглиф уже влажно темнеет у нас под ногами.