Когда с тобой Бакоша. Донин Владимир и Донина Галина

Баюн Котофеевич — хранитель Волшебного Леса[1]

Сказка, рассказанная в письмах

Жила-была одна девочка на краю большого города. Ранней весной она ушла в ближайший лес собирать подснежники и заблудилась. Отчаявшись найти выход, села на пенёк и горько заплакала.

Вдруг где-то высоко в ветвях деревьев что-то зашуршало, и вниз по стволу стал спускаться большой-пребольшой, сибирский-пресибирский Кот. Приближаясь к девочке, он ласково жмурил глаза и радостно мурлыкал.

Девочка перестала плакать и с удивлением рассматривала странное животное. Дело в том, что на Коте был накинут плащ, а на шее сверкала серебром цепочка. Сбоку, у широкого ремня, которым плащ был схвачен как раз по талии, позвякивали золотые бубенчики. Звук этот был очень приятен для слуха.

Кот спрыгнул со ствола на землю и, встав на задние лапы, подошёл к девочке, мягко ступая по траве.

— Как тебя зовут, девочка? — спросил Кот человеческим голосом. — И почему ты так горько плачешь? Отвечай же, не бойся!

— Меня зовут Машенька, — сказала девочка, всё ещё всхлипывая. — А плачу я оттого, что заблудилась в этом противном лесу. Как я теперь выйду отсюда, как попаду домой? Мама там, наверное, очень волнуется…

— Не печалься, Машенька, — сказал Кот и тут же извлёк из кармана плаща чистый шёлковый платочек. — Твоему горю помочь не трудно. Ну же, давай вытрем слёзки!

И Кот аккуратно вытер девочке глаза, потом сложил платок вчетверо и спрятал в карман.

— Однако, — сказал Кот Машеньке, — я ещё не представился. Меня зовут Баюн Котофеевич, или Бакоша. Друзья называют меня Бако. Будем знакомы!

Баюн Котофеевич осторожно взял своей пушистой, но сильной лапкой правую ручку Машеньки и пожал её. Девочка улыбнулась. Конечно же, ей было странно, что совсем недалеко от большого города, в лесу, где растут подснежники да поют многочисленные щеглы, ей довелось встретить Кота, который говорит человеческим голосом и одет так, как, возможно, в средние века одевались князья и короли. Но она была доброй и умной девочкой и вида не подала, что крайне удивлена всем происходящим.

А Кот между тем тихо свистнул, и из чащи глухого леса на поляну выкатилась хрустальная карета. Ах, что это была за карета! Она сверкала на солнце ярким светом, потому что сделана была из чистейшего горного хрусталя. Дверцы покрывала позолота, а на крыше, по четырём углам, вместо фонарей сияли огромные рубины — чудесные красные камни, которые встречаются только на Востоке, где-нибудь в Индии, а может, даже в ещё более далёких странах. Внутри кареты сидела Белочка, одетая в парчовую шубку, а рядом с ней — Зайчик, с небольшим волшебным барабаном на шее.

Карета остановилась у самых Машенькиных ног, и Зайчик тут же принялся выбивать частую-частую дробь. С первыми звуками барабана дверцы кареты плавно открылись. Баюн Котофеевич подал Машеньке лапку.

Маша встала и оперлась на лапку вежливого Кота. Вместе они взобрались на подножку. Потом девочка вошла внутрь, а Кот остался. Машенька опустилась на сидение рядом с Белочкой и Зайчиком, и в тот же миг барабанная дробь оборвалась.

Кот снова свистнул, на этот раз посильнее. Карета тронулась с места и побежала через заросли. Только теперь Маша поняла, что карета движется сама собой, что впереди неё виднеется дышло, но кони отсутствуют.

Необычный транспорт довольно быстро выбрался из чащобы на дорогу и резво покатил на юг, навстречу сверкающему солнцу.

— Прежде, чем отвезти тебя домой к твоей маме, — сказал Баюн Котофеевич, — мы хотим показать тебе наше царство. В нём всё необычно и красиво. О зверях и птицах буду рассказывать я. А про диковинные растения ты узнаешь от Белочки. Согласна?

Маша с радостью кивнула и принялась рассматривать дорогу.

— Вот смотри, — сказал Кот Машеньке, — справа на зелёной лужайке ходит жемчужно-аметистовый Олень. У него очень необычная и печальная история. Хочешь расскажу? Маша кивнула. И Баюн Котофеевич поведал историю Оленя.

***

Когда-то этот Олень жил на далёком Севере, ходил в стаде, ел ягель и чувствовал себя вполне довольным. Но время шло. Зиму сменяло короткое лето, полное комаров и всевозможных мошек. Волки к теплу совершенно худели и были легки в погоне. Так что стаду всё сложнее удавалось от них уходить. И тогда вожак стада — Олень-С-Печальными-Глазами — собрал большой совет.

— Как нам быть, дорогие олени? — сказал он, с грустью глядя куда-то поверх голов. — Нас отовсюду преследуют враги — волки. Они идут за нами по пятам. Когда им удастся нас настигнуть, первыми погибнут наши дети — маленькие оленята. Ведь они не умеют быстро бегать и не в силах защищаться как следует. Мы не можем допустить того, чтобы волки сделали своё чёрное дело. Надо что-то предпринять. Кто-то из вас, олени, должен выйти навстречу волчьей стае, чтобы увлечь её за собой подальше от всех нас!

Так сказал Вожак — Олень-С-Печальными-Глазами — и внимательно оглядел оленей, переводя взгляд с одного на другого. Но все опустили глаза, стараясь не смотреть на Вожака. Никто не хотел выйти и сказать: «Я пойду!» Потому что все понимали: идти навстречу голодным волкам — значит идти на верную гибель.

Долго царило тягостное молчание. Наконец, Вожак вздохнул и стал говорить, прикрыв веками свои печальные, добрые, усталые глаза:

— О олени! Выбирайте себе нового вожака! Я иду к волкам!

— Нет, нет, — зашумели олени, — ты не должен этого делать! Ты — Вожак. Ты — самый мудрый среди нас. Без тебя мы не сможем отыскать ягель и незамёрзший источник воды под снегом. Без тебя мы все погибнем. Ты должен остаться в стаде!

— Но кто же отвлечёт хищников? — грустно сказал Вожак.

— Я! — воскликнул один молодой Олень. — Я пойду к волкам на смертельный бой!

— Кто ты, о смелый юноша? — стали спрашивать олени. — Назови своё имя, чтобы мы могли передать его детям и внукам.

— Меня зовут Рану-Рану, — сказал молодой олень и выступил вперёд. — Прощайте, я иду к волкам! Не поминайте меня лихом!

И он быстро побежал по следам стада назад к темнеющему вдали лесу, откуда уже доносился злобный вой хищников.

Стадо ещё долго стояло на месте и смотрело вслед смельчаку. Оленихи плакали. Облизывая своих маленьких детишек, они шептали им нежные слова. Жемчужные слёзы катились по их мордочкам и падали в снег. Они не превращались в блеклые ледышки, а становились драгоценными камнями — жемчугом и аметистом.

Но Рану-Рану ничего этого не видел. Он бежал навстречу страшным, голодным клыкастым волкам и мысленно прощался с жизнью.

И вдруг он остановился как вкопанный. В голове промелькнула мысль заманить хищников на озеро, покрытое тонким льдом. Это был шанс!

Рану-Рану прикинул взглядом расстояние, которое отделяло опушку леса от глади озера, и решил рискнуть. Пробежав ещё шагов пятьдесят в сторону берега и нащупав копытами твёрдую почву под ногами, Рану-Рану поднял голову и громко затрубил, как трубят олени только весной.

Волки, рассыпавшиеся было по опушке и жадно обнюхивающие местность в поисках следов стада, разом подняли морды и на мгновение замерли. Они увидели вдалеке стройного, красивого оленя, который, казалось, не замечая их, трубил. Наверное, звал свою подругу.

Вожак волчьей стаи первым опомнился и сорвался с места. Лапы вязли в снегу, рвали его острыми когтями, но вожак упорно двигался вперёд, и расстояние между ним и оленем стало быстро сокращаться.

Следом за вожаком вперёд, в атаку рванулись остальные волки. Их было не меньше двенадцати, и каждый хотел первым добраться до Рану-Рану.

А олень всё ещё стоял не двигаясь с места. Но вдруг, когда до него осталось не более ста шагов, он стрелой подпрыгнул вверх и помчался в сторону озера.

Бежал он легко, и расстояние между ним и хищниками снова стало увеличиваться. Оглянувшись и увидев, что проголодавшиеся звери выбиваются из сил, Рану-Рану пошёл тише и то и дело поворачивал голову назад.

Волки увеличили скорость, и тогда олень тоже прибавил бег. К озеру по тропинке было недалеко, и смельчак бежал трусцой. Дорога пошла под уклон. Рану-Рану, чтобы не поскользнуться, стал припадать на задние ноги.

Вдруг у самой кромки со звоном треснул лёд, показалась тёмная вода, а в ней — Щука. В зубах она держала серебряное копытце.

— Ко мне, Рану-Рану! Ко мне скорее! Надень это копытце на правую переднюю ногу! Оно не даст тебе утонуть в озере. А когда ты захочешь, чтобы волк провалился под лёд, легонько стукни копытцем…

— Спасибо, дорогая Щука! Никогда не забуду твоей доброты!

Щука нырнула под лёд, и в это же время три лохматых волка сразу очутились рядом.

Рану-Рану отбежал немного в сторону, поднял правую переднюю ножку и звонко стукнул ею об лёд. Послышался яростный вой, и там, где только что были хищники, вдруг закипела вода и волки скрылись в пучине.

Но вот ещё два хищника спустились по тропке с берега и бросились к Рану-Рану. И снова олень воспользовался волшебным копытцем. Так он расправился со всей стаей и вдруг увидел, что озеро опять затянулось льдом. Он стоял один и ещё не верил в своё спасение. Потом медленно тронулся к берегу.

Дойдя до того места, где, как ему казалось, его встретила Щука, олень легонько царапнул серебряным копытцем. Вновь звонко треснул лёд, показалась тёмная вода, а в ней на глубине всплыла Щука.

— Я пришёл возвратить тебе серебряное копытце, — сказал ей Рану-Рану. — Спасибо тебе, дорогая Щука! Ты спасла меня от верной смерти!

— Не надо меня благодарить, — ответила Щука Оленю. — А копытце оставь себе. Впереди ещё много испытаний. Пока оно будет у тебя, ни один волк, ни один медведь или рысь тебе не страшны. Ступай же, мне нельзя долго быть на морозе…

Рану-Рану молча наклонил ветвистую голову и пошёл на берег. Он в несколько сильных шагов выбрался на кручу и оглядел пространство.

Вечерело. Вдалеке, на западе, вспыхивали мощные сполохи северного сияния. Когда оно разгоралось ярче, то освещало всё вокруг. Наконец, во время одной такой вспышки Рану-Рану заметил вдалеке на белом фоне тёмное пятно. Пятно медленно продвигалось вдоль горизонта, и Рану-Рану понял: это его родное стадо.

Сорвавшись с места, он побежал по безмолвной заснеженной пустыне к оленям, которых спас от волчьих клыков. Сердце его радостно билось, как будто готово было выскочить из груди.

Долго ли, коротко ли бежал Рану-Рану, только вокруг окончательно стемнело. «Хоть бы не заблудиться», — подумал Олень. И только он так подумал, как в небе запылало-заиграло северное сияние. Всё вокруг стало видно, как днём. Вот оно, стадо! Рану-Рану перешёл на шаг, и в это время его заметили другие олени.

— Смотрите-ка, смотрите! Наш Рану-Рану вернулся! — зашумели они. — Живой и невредимый. Да ты ли это, Рану-Рану? Мы думали, что тебя съели волки. Где они, проклятые хищники? Они не придут сюда?..

— Не волнуйтесь, друзья, — успокоил их Рану-Рану. — Волки утонули в озере. Я сам их завёл на полынью. — Рану-Рану хотел рассказать о серебряном копытце, подаренном Щукой, но какое-то предчувствие удержало его от этого.

— Спасибо тебе, Рану-Рану! — воскликнули олени. — Ты принёс нам добрую весть. Мы хотели бы как-нибудь отблагодарить тебя, да вот нет у нас ничего…

— Как это, ничего нет? — сказал один молчаливый олень, и все обернулись к нему.

Олень этот сравнительно недавно прибился к стаду, и никто не знал, кто он такой и откуда. Себя он называл Шошо, но многим казалось, что это не настоящее его имя. Почему же Шошо, ведь на оленьем языке это означает «Гнилая Веточка». Неужели родители были так жестоки, что дали своему сыну такое неблагозвучное имя? Но никто допытываться не стал. Шошо, так Шошо. Не имя красит оленя, а олень — имя! Не правда ли? В Шошо другим оленям не нравилось многое. Во-первых, шерсть у него была какая-то необычная, вроде как не оленья. И пахла она чем-то чужим, отпугивающим... Но вдумываться в это никто не стал. Вот и теперь все обернулись к чужаку и приготовились слушать, что он предложит.

— Почему это у нас ничего нет? — спросил Шошо глухим голосом. — А наши слёзы? Посмотрите вокруг себя. Сколько в снегу драгоценных камней! Давайте их подарим нашему избавителю.

— Правильно, правильно! — зашумели олени. — Давайте подарим. Ведь ты примешь их, дорогой Рану-Рану?

Избавитель растерянно молчал, и тогда олени стали торопливо собирать драгоценности и вешать их на Рану-Рану. Сначала они покрыли камнями его рога, потом — шею, потом — спину.

Рану-Рану уже не мог двигаться от тяжести, а олени всё носили и носили к нему камни. Так Рану-Рану превратился в жемчужно-аметистовую статую. Ему хотелось крикнуть благодарным соплеменникам: «Достаточно! Я уже едва стою!» Но он боялся обидеть их и терпел.

А Шошо отошёл в сторону и злорадно улыбался. Глаза его горели каким-то недобрым зелёным огнём, а иногда в глубине их сверкал чёрный антрацит.

— И быть тебе отныне вечно с этой драгоценной попоной на спине! — крикнул вдруг громким голосом Шошо. — Это тебе награда за погубленных тобой волков, моих братьев!

Олени замерли от испуга, а Шошо вдруг превратился в змею, потом — в крысу, затем — в ворону, наконец, стал чёрной согбенной старухой. Из её безобразного рта торчали два волчьих клыка.

Олени расступились, а Шошо-ведьма взмыла в воздух и полетела по небу, оставляя после себя чёрно-красный след.

Олени ещё долго стояли как вкопанные, боясь пошевелиться.

Рану-Рану хотя и не испугался ничуточки, однако тоже не мог сдвинуться с места под тяжестью драгоценных камней. Он попробовал скинуть оправу, сильно встряхнувшись, но это ничего не дало: камни словно приросли к шерсти и держались прочно.

«Я погибну от холода и голода, — подумал Рану-Рану. — Никто мне не сможет помочь».

Но тут он вспомнил о серебряном копытце на передней правой ноге. Ценой больших усилий сдвинул он ногу с места и дважды царапнул копытцем снег. На дальнем озере забила-заиграла вода, затрещал лёд — появилась Щука. Она взмыла в воздух и замерла на месте, как вертолёт. Поняв, что произошло с Рану-Рану, она свистнула богатырским посвистом. Щука ещё немного повисела в воздухе, потом раскрыла рот. Но тут же снова его закрыла. Она хотела что-то сказать Рану-Рану, однако, подумав, что её громовой голос насмерть испугает остальных оленей, решила по-иному сообщить Рану-Рану то, что хотела…

***

— Ну вот, такая история, — весьма неожиданно завершил рассказ Баюн Котофеевич.

— Не может быть! — воскликнула Машенька. — А что же Щука? И что было дальше? Ты ведь что-то недосказал, да, Баюн Котофеевич? — И она нетерпеливо посмотрела на ­Волшебного Кота.

Он выдержал долгую паузу, будто раздумывая, продолжать или нет.

— Ну же, говори! — выкрикнула девочка и тихо добавила: — Пожалуйста.

— Понимаеш-шь, — сощурил зелёные глаза Баюн Котофеевич. — Дальше в этой истории фигурирую я. А кодекс хранителя Волшебного Леса говорит, что мне следует быть скромным, — Кот потупился.

Машеньку подобный ответ явно не устроил. Ну что же это такое? Так нельзя! Говори же, что было дальше!

Похоже, Машенька не любила отступать, а привыкла доводить дело до конца.

— Ах, — мягкой лапкой хлопнул себя по лбу Кот, — что же это я? Есть же один выход.

И он лёгкой поступью приблизился к пеньку, на котором сидела девочка.

— Ну-ка, привстань, — попросил он её.

Затем, пыхтя, приподнял пенёк, порылся под ним и вытащил свиток, скреплённый большой золотистой печатью.

— Придётся сорвать печать.

— Что это? — удивилась Маша. — Я такие свитки только в учебнике истории видела и в кино.

— Да ничего особенного, просто хроника Волшебного Леса. Наш достопочтенный Птиц Секретарьевич всё записывает и записывает, — муркнул он. — Там уже целый ворох таких свитков. Я даже не думал делать это, когда мне передали Волшебный Лес, но Птиц Секретарьевич здесь давно и говорит, что без хроники никак нельзя: что написано пером, так сказать, не вырубишь топором… Так-так, где же это? М-м-м, н-да… Ах вот, здесь. Читай!

И Машенька, нетерпеливо взяв из лап Бакоши свиток, углубилась в историю Рану-Рану.

***

Щука взмахнула хвостом. На фоне безоблачного тёмного неба вспыхнули буквы:

НЕ БОЙСЯ, РАНУ-РАНУ, Я СЕЙЧАС ВЫЗОВУ ВОЛШЕБНОГО КОТА. ОН ПОМОЖЕТ ТЕБЕ.

Рану-Рану прочёл надпись и благодарно наклонил голову. Щука вновь свистнула, повернулась пастью вниз и бросилась в воду. Фонтан перестал биться, вода опустилась, лёд сошёлся — исчезли трещины.

На озере стало тихо-тихо. И в тот же миг с другого его конца показалась серебристая карета. Это были богато украшенные сани. Они бежали сами собой. На передке сидел Кот в плаще и шляпе и уверенно правил необычным экипажем. Из-под полозьев то и дело сыпались искры, отчего казалось, что карета пылает снизу.

Подлетев к Рану-Рану, карета остановилась. Кот спрыгнул с облучка, снял шляпу и поклонился — сначала Рану-Рану, потом — остальным оленям.

— Курлы-курлы, — гортанно воскликнул Волшебный Кот.

Дверцы кареты распахнулись. Оттуда вылетели два больших Орла. Они подлетели к Рану-Рану, подхватили его на свои крылья и отнесли в карету.

— Чабатай, удокано! — сказал Волшебный Кот оленям, что на оленьем языке означает «Прощайте, друзья!»

— Чабатай, чабатай! — зашумели олени. — Но кто ты, о незнакомец?

— Я — Волшебный Кот, — ответствовал им пришелец. — Меня зовут Баюн Котофеевич.

Карета мчалась всё быстрее и быстрее, вскоре кончилась тундра и пошла тайга. Звери выбегали из кустов и удивлённо смотрели на диковинный экипаж. Медведь-шатун, за лето не накопивший достаточно жира и потому не впавший в спячку, поднял вверх лапу и закричал:

— Это кто же едет? Это кто в карете?

Рану-Рану хотел было ответить любопытному Медведю, но экипаж быстро промчался мимо.

Потом на дорогу выскочила Рысь, однако, увидев лихо заломленную шляпу Бако, снова бросилась в кусты и только шипела оттуда по-змеиному да сверкала огнём зелёных глаз.

Над каретой некоторое время кружилась Сорока-Болтунья. Она всё пыталась заглянуть внутрь, но ей так и не удалось хоть что-нибудь разглядеть. Потеряв терпение, она полетела прочь, громко крича всем зверям и птицам:

— Кар-рета сама собой бегит! На ней кот в сапогах сидит!

Но вскоре сбилась, всё перепутала и, пролетев ещё совсем немного, кричала уже совсем по-другому:

— Кот сам собой бегит! На нём кар-рета в сапогах сидит!

Понятно, что звери, слушая такую абракадабру, только смеялись и показывали лапами на глупую Сороку.

Правда, не обошлось и без приключений. Две лисицы так громко хохотали, что у них заболели животы, и их срочно пришлось отправить в таёжную больницу, где им тут же дали успокоительной касторки.

Наконец, карета доехала до тех мест, где снег кончился и начался прекрасный зелёный смешанный лес. Тут под каретой исчезли полозья, а вместо них появились удобные пружинящие колёса.

Экипаж покатил далее и вскоре прибыл в Волшебный Лес.

Рану-Рану вынесли из кареты на своих могучих крыльях Орлы. Вынесли и поставили на шёлковую траву, покрытую сверкающими хрустальными капельками росы. Олень с удивлением поворачивал голову в разные стороны, рассматривая пышно-зелёное царство. Рождённый в Заполярье, где нет никаких лесов, где лето устанавливается только на два месяца в году, где все его соплеменники питались — и в тёплое, и в холодное время года — ягелем, он даже не представлял, что на земле может быть такой зелёный океан высоких и могучих деревьев. Здесь ему очень понравилось, но он не мог сдвинуться с места, потому что «попона» из камней, висевшая на нём, хотя и была ослепительно красива, но слишком уж много весила.

***

— Ну вот, — перебил Машеньку Баюн Котофеевич, — теперь ты знаешь, как Рану-Рану попал в наш Волшебный Лес.

— Так значит, я в Волшебном Лесу? — удивилась Машенька. — Я же пошла собирать подснежники в самый обычный лес.

— Конечно, в Волшебном, — сказал Баюн Котофеевич. — Разве могли бы с тобой случиться такие приключения где-то в ином месте? — И он, достав из кармана белый платочек, крутнул его в лапе, превратив в настоящую мышку в белоснежном сарафанчике, которая, однако, совсем не испугалась Кота, пискнув:

— А ну, крути назад! Некогда мне, у меня каша манная сбежит!

— Ах, прошу прощения! — извинился перед мышкой Кот.

Втянув коготки, кончиками двух пальцев взял мышку за переднюю лапку, приподнял на задние и помог сделать танцевальный круг, тут же перехватив пушистой ладошкой платочек и сунув обратно в карман.

— В общем, пришло время действовать. Не так ли?

— Наверное, — развела руками Машенька.

Баюн Котофеевич отошёл в сторонку, достал из-за пояса пистолет и выстрелил в воздух. Раздался негромкий звук, словно взорвалась бумажная хлопушка, но это высоко в небо прянули из дула цветы и повисли на ветвях деревьев. Бако прислушался и удовлетворённо замурлыкал. Он услышал, что из дальней скалы, увидев цветы на верхушках деревьев, вылетела Мудрая Тётушка Сова и направилась на полянку, где стоял Рану-Рану.

[1] Основная часть сказки была написана для меня моим папой, Владимиром Юрьевичем Дониным, летом 1980 г. Произведение окончено мною весной 2021 г.