Как бобр своё имя искал. Вера Сытник

1. Зоопарк

На берегу пруда поселилось семейство бобров. Папа-бобр, мама-бобриха и восемь маленьких бобрят. Папа-бобр с утра до ночи бегал среди травы, изучал местность, смотрел на кусты и деревья. Прикидывал, какие из растений пригодятся для строительства плотины. Мама-бобриха занималась малышами. Учила их плавать и добывать пищу — искать сочные стебли водяных лилий, жёлтых кувшинок да ириса болотного. Иногда разрешала вылезти из воды, чтобы полакомиться тростником. Вскоре бобрята превратились в молодых красивых бобров — сильных, ловких, с острыми крепкими зубами. Посмотрел на сыновей папа-бобр и сказал:
— Пора строить плотину! Скоро придёт холодная осень. Нужно готовиться к зимовке.
— Что такое «плотина»? — спросил первый сын-бобр.
— Что значит «строить»? — спросил второй.
— «Скоро» — это когда? — спросил третий.
— Что такое «осень»? — спросил четвёртый.
— «Холодная» — это какая? — спросил пятый.
— «Зимовка» — это что? — спросил шестой.
— Почему к зимовке надо готовиться? — спросил седьмой.
А восьмой молодой бобр ничего не спросил. Он был самый ленивый из всех, самый медлительный. Ничем не интересовался, только и любил, что лежать на старом бревне и смотреть на лягушек. Изредка нырнёт в глубину пруда, чтобы охладиться, и снова на бревно, снова слушать разноголосое пение. Даже еду приносила ему мама-бобриха! Нарвёт стеблей кувшинок, положит рядом с бревном и возвращается к своим делам. А молодой бобр поест, водицы из пруда напьётся и спит под лягушачьи песни. Не жизнь, а сплошной отдых! Зачем знать, что такое «зимовка»? — Тихо, тихо! — громко сказал папа-бобр в ответ на вопросы сыновей. — Расшумелись-то как! Запомните: нам нельзя шум поднимать — ненароком волк услышит. Или медведь! Прибегут, а у нас хатка не готова, чтобы спрятаться. Поэтому — за дело! Быстро! На ваши вопросы отвечу постепенно. Делайте, как мы. И папа-бобр вместе с мамой-бобрихой принялся таскать крупные ветки деревьев и бросать их в воду. Вдвоём они ухватились за старое бревно, на котором лежал восьмой сын-бобр, и столкнули в пруд. Пришлось ленивцу перебраться на траву, откуда он стал наблюдать за работой своих родственников. Работа кипела! Папа-бобр и мама-бобриха грызли стволы высохших деревьев, отчего деревья валились прямо в пруд. А молодые бобры носили ветки и камни. Через пять дней над поверхностью воды, недалеко от берега, поднялась стена, которая не давала воде растечься. — Вот это и есть плотина, — объявил папа-бобр. — Мы её построили? — догадался второй сын-бобр. — Верно! — сказала мама-бобриха и добавила: — А теперь — в воду! Будем строить нору! Сначала нору, а потом хатку! Чтобы зимой всем места хватило! Семейство, за исключением восьмого сына-бобра, который остался лежать на берегу, нырнуло в пруд. Про ленивца забыли. Целых два дня никто не приносил ему еду. Даже лягушки примолкли — они прыгнули в пруд вслед за бобрами и смотрели, как те копошатся под берегом, чтобы прорыть там нору. Ленивый бобр сильно проголодался, но ещё сильнее рассердился. — Никто меня здесь не любит! — крикнул он в пустоту. — Уйду! И пополз прочь от пруда. Подальше от тех, кто ни разу за два дня не вспомнил о нём! Ему не хотелось ползти, не хотелось прилагать никаких усилий, ведь гораздо приятнее лежать на траве! Но слишком велика была обида на родственников, чтобы оставаться в семье. Поэтому восьмой сын-бобр упрямо полз вперёд. Полз, полз, пока совсем не отощал от голода и не лишился сил. Он бы и рад был что-нибудь съесть, но боялся. Краем уха слышал от родителей, что не все деревья съедобны. Лёг в траве и затих, уснул. Очнулся оттого, что кто-то грубо взял его за шкирку и кинул в мешок. В мешке было темно. Бобр стал барахтаться, но кто-то так тряхнул мешок, что бобр затих и уже не трепыхался до тех пор, пока его не вытащили из мешка и не кинули в грязную клетку. Через несколько минут туда же швырнули ветки пожухлого тростника. Обессиленный бобр набросился на еду. Утолив голод, огляделся. Увидел лужу посредине клетки и других бобров. — Где я? — спросил он.
— В зоопарке, — ответил самый старый, у которого на спинке и на левой лапе было по одному белому пятнышку. — В зоопарке? Это не опасно? — Ха-ха-ха! Это прекрасно! Здесь не нужно заботиться о пропитании! Не нужно спешить, бояться волка! — Да… но это клетка? — Не обращай внимания! — Хочу назад! На своё бревно! — Поздно, братец. Из зоопарка не возвращаются. — Не возвращаются?! Но я хочу узнать, что такое осень и зимовка! Хочу к сородичам, на волю!
— Осень? — спросил самый старый бобр. Просунув лапку между прутьями решётки, он подтянул к себе жёлтый лист клёна. — Деревья желтеют, значит, пришла осень. А зимовка ещё впереди. Загрустил молодой бобр. Несколько дней не ел, не пил. А потом привык. Привык барахтаться в луже, есть сухой тростник, вести неторопливые беседы с бобрами. Поначалу он расспрашивал их о жизни на воле: о том, как строят хатки, как зимуют под толщей льда, как наступает весна. Но вскоре перестал расспрашивать. Надоело. Да и бобры устали отвечать на его вопросы. Беседы теперь были ни о чём. О пустяках вроде длины тростниковых веток. Очень трудно найти новую тему для разговора, когда сидишь в клетке. — Эй, Боб! — сказал как-то старый бобр восьмому сыну-бобру. — Всё ещё хочешь на своё бревно?
— Хочу… Почему ты назвал меня Бобом? Это что, моё имя?
— Ха-ха-ха! Всех бобров, кто попал в зоопарк, зовут этим именем. Всех без разбора! Тот, кто в клетке, тот Боб. Я Боб, ты Боб, они Бобы. — Не хочу быть Бобом! Хочу иметь собственное имя. — Никого не интересует, что ты хочешь. Раз ты в клетке, значит, ты Боб и точка. — Я не Боб.
— Ха-ха-ха! «Я не Боб!» — передразнил восьмого сына-бобра старый бобр. — Про имя может знать твоя мать, но где она? Ха-ха-ха! Ты Боб! Самый настоящий Боб! Возразить было нечего.
«Эх, почему я не спросил у мамы, как меня зовут? — подумал восьмой сын-бобр. — Сейчас этот старик не смеялся бы надо мной».
Дни шли за днями. Жизнь в клетке текла своим чередом. Бобр незаметно растолстел и стал ещё более ленивым. Еле-еле передвигался и много спал. Часто видел во сне пруд с зелёными берегами, лягушек и высокую плотину. На поверхности воды плавали жёлтые листья, или же пруд покрывался корочкой льда. Такой лёд появился на луже в конце осени, бобрам пришлось перебираться на солому, разбросанную по углам клетки. Было холодно… Восьмой сын-бобр теперь знал из рассказов соседей, что холод — это зима. Что на воле бобры зимуют в норах, входы в которые находятся в воде, под толщей льда. Или в хатках, построенных на отмели из хвороста и глины. Знал, что в норах и хатках всегда тепло. Никакой мороз не страшен! И дикие звери не страшны, так что можно спокойно зимовать. Каждый раз во сне он нырял в пруд, чтобы увидеть, какую же нору сделали его сородичи, и каждый раз, просыпаясь, видел всё ту же клетку. Засыпая, он мечтал, что найдёт во сне своё имя, но, проснувшись, видел решётку, цемент и понимал, что выбраться на свободу невозможно.

2. Встреча

Прошла зима, закончились холода, растаяла лужа. Бобры повеселели. Они покинули соломенные подстилки и с удовольствием плескались в воде. На завтрак, на обед и на ужин по-прежнему приносили пожухлый тростник — и ни одного свежего стебелька кувшинки! В ответ на ворчание восьмого сына-бобра самый старый здешний бобр сказал: — Может быть, кувшинка и вкуснее, чем прошлогодний тростник. Зато не нужно нырять в воду и искать еду, опасаясь, что наткнёшься на щуку и сам послужишь для неё пищей. Нет уж! Куда приятнее лежать на солнышке и грызть высохший тростник. Восьмой сын-бобр вспомнил, что ни разу так и не сорвал ни одной кувшинки! Даже не знает, как она крепится ко дну пруда. Да и крепится ли вообще? Может быть, просто плавает в воде? Он спросил:
— Кто знает, как растёт кувшинка? Есть ли у неё корни? — Ха-ха-ха! — рассмеялись бобры. — Спохватился! Зачем тебе это? Достаточно знать, что она съедобная! — Всё имеет свои корни, иначе все растения взлетели бы на воздух, — ответил восьмой сын-бобр. — Я видел, когда полз, что и трава, и кусты, и деревья держатся корнями за землю. — Если всё имеет свои корни, значит, и у тебя они тоже есть? Где же они? Уж не в пруду ли? И почему ты не в воздухе, если от них оторвался? — захохотал самый старый бобр. Восьмой сын-бобр промолчал и больше не задавал вопросов. Сквозь прутья решётки он смотрел на деревья, на появившиеся зелёные листочки и думал о том, что у кувшинки должны быть крепкие корни, если она не взлетает в воздух. — Эй, Боб! Почему не отвечаешь? Ты загрустил о грязном пруде? — спросил его самый старый бобр.
— Не называй меня Бобом! — огрызнулся восьмой сын-бобр. — Терпеть не могу это имя! — Ха-ха-ха! «Терпеть не могу!» — передразнил восьмого сына-бобра самый старый бобр. — Придётся терпеть, если оказался в клетке! — Не хочу и не буду! Хочу своё имя! — Посмотрите на него! — удивился старый бобр. — Он хочет своё имя! Да где же ты его найдёшь? — Пока не знаю, но обязательно найду! — Отсюда не убежишь: прутья железные — не перегрызёшь. Вся земля покрыта бетоном, нору не выроешь. Так что сиди на месте, Боб!
Восьмой сын-бобр не стал спорить, уполз в лужу. Однажды в солнечный денёк, когда, пообедав, он устроился, чтобы поспать, в соломе что-то зашуршало, и вдруг показалась мордочка мамы-бобрихи. А вслед за мордочкой и вся мама-бобриха вылезла из норки, которую закрывала солома. — Мама… — изумлённо прошептал восьмой сын-бобр. — Ты прогрызла бетон… у тебя сломаны зубы. Ты не забыла и любишь меня, раз пришла сюда? — Тише, сынок, тише. Можно сломать зубы, но не материнское сердце! Так ты обиделся, что остался один? Но мы работали, готовились к зиме! Знай, не быть вместе не означает равнодушие. Близкие расстояния зарождают любовь, а далёкие делают её крепкой. Я сразу поняла, что тебя забрали люди и отнесли в зоопарк. Видела это место, когда мы с твоим отцом искали пруд для зимовки. Мы тогда обошли зоопарк стороной, а вам я сказала, что нужно быть осторожными и не ползать здесь, да тебе, видно, и слушать было лень. — Извини, мама… — тихо сказал восьмой сын-бобр, обрадованный неожиданной встречей. — Ничего, сынок. Каждый бобр хоть раз, но ошибался. Без ошибок жизнь скучна! Плотина не бывает ровненькой и гладенькой, в ней обязательно должны быть сучья и камни, так и бобровая жизнь полна неровностей. Знаешь, в молодости я едва не попалась на обед щуке, когда танцевала в пруду, забыв про опасность. Теперь танцую только за плотиной. Зато так весело вспоминать, как я обманула щуку, выпрыгнув на берег!.. Некогда мне, сынок. У меня малыши, твои сестрички, к ним надо спешить.